15:56 Становление общероссийской инфраструктуры технологического развития: проблемы и перспективы | |
А.М. Кулькин Становление общероссийской инфраструктуры Прежде чем начать исследование названной нами темы, необходимо сказать несколько слов о термине «парадигма», который мы намерены использовать в статье. В переводе с древнегреческого на русский язык этот термин означает «модель», «пример», «образец». Применительно к науковедению он был впервые использован Т. Куном в его широко известной среди обществоведов книге «Структура научных революций» (1962). Как и многим другим терминам, заимствованным из мертвых языков, в языках современных ему придается целый ряд близких по смыслу, но не идентичных значений. У самого Куна таких значений насчитывается более двух десятков, но главным среди них, получившим широкое распространение в научной литературе и даже вошедшим в энциклопедические словари, стало «модель постановки проблем и их решения, методов исследования, господствующих в течение определенного исторического периода в научном сообществе» . Итак, начнем наш анализ с первого требования парадигмы научно-технического развития. Постановка проблемы исследования В России начала XXI века существуют все атрибуты научно-технического развития, которое могло бы дать социально-экономический эффект инновационного развития. В России есть наука, образование, промышленность. Вошла Россия и в координаты информационного общества. Однако наличие всех этих институтов не складывается в инфраструктуру инновационной экономики. На сегодняшний день Россия имеет инфраструктуру технологического развития и экономику XIX века. Мировая экономика XIX века была экономикой естественных ресурсов, сырья, прежде всего, нефти, и экономически выигрывали страны, щедро наделенные естественными ресурсами. К сожалению, Россия, чрезвычайно щедро наделенная естественными ресурсами, и сегодня продолжает экономически жить в прошлом времени. Хотя для мировой экономики XIX век закончился в 1980-е годы, когда в мировой социально-экономической системе произошла по существу своему инфраструктурная революция, названная П. Дракером организационно-управленческой революцией и давшая начало новой инфраструктурной парадигме технологического (социально-экономического) развития. Современная научная литература дает более чем достаточно материала, чтобы сформулировать суть этой инфраструктурной (организационно-управленческой) революции в следующих параметрах постиндустриальной социально-экономической парадигмы, которая возникла в результате данной революции. 1. Постиндустриальная социально-экономическая парадигма является парадигмой не экстенсивного, как в традиционной экономике, а интенсивного экономического роста, когда меняется сама доктрина ВВП, прирост которого достигается уже не столько за счет расходования природных ресурсов, сколько, напротив, благодаря развитию ресурсосберегающих технологий, резко снижающих зависимость экономического роста от природных ресурсов земли, рабочей силы, полезных ископаемых. 2. Технологические (ресурсосберегающие) приоритеты постиндустриальной социально-экономической парадигмы обуславливают ее постматериальный (постэкономический) характер, когда материальные активы, основные фонды, само производство материальной стоимости перестают быть фактором эффективности предприятия. Таким фактором становится интеллектуальный капитал, преобразующий всю систему традиционного бухгалтерского учета, поскольку предприятие строит свою финансово-экономическую стратегию с опорой уже не на материальные, а информационные издержки, которые, в отличие от материальных издержек, являются технологиями, т.е. сами себя окупают. И значит, предприятие тем более эффективно, чем больше его информационные издержки (больше доля производства добавленной стоимости и меньше материальные активы). Недаром эта постматериальная тенденция хозяйствования получила в научной литературе определения: информационной экономики; интеллектуальной экономики; экономики знаний . 3. Выдвижение на первый план в постиндустриальной экономике ее интеллектуального капитала ставит в центр постиндустриальной хозяйственной системы то, что в научной литературе определяется категорией человеческого капитала (потенциала) . 4. В постиндустриальной экономике, именно в силу ее опоры на интеллектуальный и человеческий капитал, существенно возрастает значение организационно-управленческих систем. Фактор человеческого капитала – широко образованных, высококвалифицированных и способных к новаторским решениям профессионалов – обуславливает феномен инновационной экономики, т.е. экономики эффективного управления, которое способно эффективно компенсировать дефицит естественных ресурсов. Показательно, что научная литература фиксирует качественное изменение всей системы менеджмента, все в большей степени приобретающего характер методологии: стратегического планирования деловой активности предприятия и все меньше замыкающегося на чисто технических» (материально-производственных) вопросах. Причем, существенным, если не главным, направлением этой переориентации менеджмента становится так называемый менеджмент интеллектуального и человеческого ресурса: МИЧР (в западной аббревиатуре – HRM: human resource management) . 5. Основополагающий в постиндустриальной экономике фактор интеллектуального и человеческого капитала меняет в этой экономике качество рынка труда и сферы занятости. Поскольку в тенденции работодателям нужна не всякая рабочая сила, но именно человеческий капитал, они вынуждены переходить к новой доктрине занятости, в соответствии с которой предприятиям выгодно комплектовать свои штаты из широко образованных, высококвалифицированных и высокооплачиваемых профессионалов и гарантировать такие кадры от увольнения. В свою очередь, эта тенденция ставит перед государственной политикой задачу такого управления рынком труда, чтобы он превратился в устойчивый резерв человеческого капитала, для чего необходимы масштабные меры косвенного управления рынком труда (определенная государственная политика в области образования, структурная экономическая реформа и т.д.) . 6. Постиндустриальную экономику отличает специфическая отраслевая структура, в которой получают преимущество (а) перерабатывающие, (б) «урбанизированные» и (в) наукоемкие отрасли, а также (г) сфера услуг и особенно (д) информационно-технологическая сфера. Собственно, тенденция (д) и является уникальной характеристикой постиндустриальной экономики, поскольку тенденции (а)–(г) плавно нарастали в течение всего периода существования индустриальной хозяйственной системы . Эксперты указывают на следующий «парадокс» России. В стране находятся от 25 до 40% мировых запасов невосполнимых природных ресурсов и первоклассные сельскохозяйственные угодья (знаменитые черноземы). На каждого жителя приходится 11,7 условных единиц ресурсов (приходящихся на каждого жителя планеты), в то время как на жителя США – только 2 единицы, жителя Западной Европы – всего 0,67 единицы, жителя остального мира – 0,58 единицы. Каждый гражданин России потенциально в 6 раз богаче американца и в 17,5 раза богаче любого европейца. Российское население является одним из самых образованных в мире . И при этом Россия сильно проигрывает Южной Корее, Китаю и Сингапуру, не говоря уже о США, Японии и других развитых странах, рынок высокотехнологичной продукции, имея долю на нем в 0,13 % против 5 % Китая, 7 % Сингапура, не говоря уже о 25 % США и 35 % ЕС (там же). Российский «парадокс» имеет очевидное объяснение – страна, перешедшая из ХХ века в XXI век, не вписалась пока в произошедшую в 1980-е годы инфраструктурную (организационно-управленческую) революцию и имеет, поэтому, де-факто крайне неэффективную систему управления. Современная российская система управления объективно такова, что она в принципе не выстраивает инфраструктуру общества, восприимчивую к технологическому развитию и стимулирующую технологическое развитие. Не выстраивает даже не столько из-за своей коррупционной составляющей (разумеется, блокирующей должные функции управления), сколько просто из-за своей принадлежности к инфраструктурной парадигме XIX века, когда в безусловном социально-экономическом привилегированном положении находились «нефтяные» страны, и управление ориентировалось на такую – естественно¬-ресурсную инфраструктуру – структуру мировой экономики. Факт, что современная Россия не использовала шанс, который предоставили ей 1990-е годы, – уйти от устаревшей экономики, ориентированной на мировую нефтяную цену, и приобщиться к мировому тренду строительства инфраструктуры общества (в том числе экономики) знаний и компьютерных информационно-коммуникационных технологий. Еще в 1970-е годы отказались от «экономики мировой цены на нефть» Соединенные Штаты, быстро извлекшие урок из тогдашнего падения мировых нефтяных цен и ставшие импортерами нефти, хотя и имели технологичную нефтедобывающую и нефтеперерабатывающую промышленность. Уже в наступившем XXI веке даже такая богатейшая «нефтяная» страна, как Катар, имеющая благодаря нефти на душу населения 64 тыс. долларов, решилась уйти от «нефтяной» инфраструктуры в пользу инфраструктуры экономики знаний и компьютерных информационно-коммуникационных технологий. Россия же к 2010 году не только не поступилась социально-экономической инфраструктурой «нефтяной» страны, но укрепилась в этой «несовременной» инфраструктуре. Даже по сравнению с Советским Союзом, который все же занимался помимо экспорта сырья также и технологическим экспортом, по крайней мере, в страны социалистического лагеря, – самолетов, автомобилей, оружия и других продуктов перерабатывающей промышленности. Советский технологический экспорт был на мировом рынке неконкурентоспособен, но спасал Совет экономической взаимопомощи (СЭВ), межгосударственная экономическая организация социалистических стран, а мировому рынку Советский Союз был нужен лишь в качестве «сырьевой» страны, и именно мировой рынок, опустив нефтяные цены, нанес нокаут всей системе СЭВ, в том числе Советскому Союзу. Никакой геополитики – чистая экономика. Политический процесс распада СССР явился следствием обрушения (мировым рынком) советской модели экономки. К сожалению, родившаяся в 1991 году новая Россия, как показала вся ее последующая история, не извлекла никакого урока из «жизни и смерти» Советского Союза – именно экономического урока. Набрала популярность идея не столько экономических, сколько политических причин конца СССР. Будто бы можно было сохранить СССР, действуй перестроечное руководство иначе, например, прими это руководство программу «500 дней», не будь известных событий августа 1991 года, не выступи российский, украинский и белорусский лидеры с меморандумом о прекращении полномочий СССР, и так далее. Однако история потому и не имеет сослагательного наклонения, что не она подчиняется политикам, а политики подчиняются ей как социально-экономическому процессу, развивающемуся по фундаментальным (неполитическим) законам мирового социально-экономического рынка, который сильнее любой государственной администрации. Прозорливая государственная политика будет отслеживать мировые социально-экономические тенденции и принимать по ним адаптационные решения, как это сделали в 1970-е годы Соединенные Штаты, приняв решение стать страной-импортером нефти ввиду ненадежности «нефтяной» экономики. Непрозорливая же государственная политика будет игнорировать сигналы мирового социально-экономического рынка, закрывая саму возможность адаптационных решений и ввергая страну в риск системного провала, что и произошло с СССР в те же 1970-е годы. Перестройка – в сущности, попытка вписать страну в современную парадигму технологического развития – была объявлена слишком поздно, когда уже, используя известное выражение того же лидера перестройки, «процесс пошел», именно процесс системного провала страны. Достаточно сказать, что Китай предпринял свою перестройку – с той же целью введение страны в современные параметры технологического развития – на десять лет раньше СССР. Новая Россия за все 18 лет своей истории так пока и не решилась на инфраструктурный проект, с которым опоздал СССР и который с 1978 года весьма целеустремленно, последовательно и успешно реализуется в Китае. Этот инфраструктурный проект превратил некогда «нулевую» в технологическом, научном и образовательном отношении страну в передовую в этом отношении державу – во влиятельного глобального игрока, которого, к тому же, прочат в мировые экономические лидеры XXI века. Россия пока может только мечтать о глобальном экспорте технологичных товаров с клеймом «made in Russia». Пока же мир заполоняет технологичная (обрабатывающей промышленности) продукция с клеймом «made in China». За этим стоит не только фактор китайской «дешевой рабочей силы» и выгоды для развитых стран переводить свое производство в Китай, но, прежде всего, доверие мирового рынка к технологической культуре КНР. Почему-то глобальная экономика не знает аналогичного феномена «дешевой рабочей силы», например, ни из одной из стран СНГ. Российская Федерация повторяет ошибку СССР, инерционно охраняя инфраструктуру «под сырьевую экономику». Дело в том, что такая инфраструктура в принципе невосприимчива к технологическому развитию – не создает спрос на технологическое развитие. Действительно, если социально-экономическое благополучие страны определяется добычей и экспортом сырой нефти и природного газа, то для обеспечения этого примитивного экономического процесса, конечно, нужны технологии, но такой в принципе нетехнологичной экономике не нужен феномен технологического развития, она отчуждена от него, а он – от нее. Так было в СССР, где практически отсутствовали технологии гражданского назначения. Так остается и в современной России, где инфраструктура «под сырьевую экономику» блокирует саму мотивацию технологического развития. Однако СССР имел мощный военно¬-промышленный комплекс, и там были сосредоточены наука и технологии. В современной же России, с прекращением государственного заказа на научно-техническое развитие для ВПК, наука, образование, технологии, лишившиеся своей опоры в ВПК и не имеющие мотивации своего развития в сырьевой экономике, вообще «бесхозны». Для чего российскому обществу нужны наука, образование, технологии, если российская экономика не создает на них спрос? Методы и способы решения задач, поставленных предварительным исследованием* Возрождение былого научного потенциала Российской академии наук связано с постановкой правительством перед ней научных мегапроектов, сверхзадач. В течение последних двух десятилетий во взаимоотношениях науки и власти в России сложилась странная ситуация, вызывающая недоумение. РАН располагает, наряду с творческим научно-техническим, мощным экспертным потенциалом. Он огромен и превосходит десяток потенциалов самых лучших исследовательских университетов страны, вместе взятых. Правительство РФ его не использует. Это обстоятельство и вызывает недоумение. Поясним. В свое время Академия наук СССР внесла решающий вклад в создание ракетно-ядерного щита Отечества. Теперь перед РАН стоит по своей значимости не менее грандиозная сверхзадача (исследовательский мегапроект): разработать научно¬-обоснованную программу форсированного формирования общероссийской инфраструктуры технологического развития, используя опыт всех регионов страны. Ее осуществление сделает возможным, во-первых, реальный прорыв России в мир высоких технологий; во-вторых, в процессе решения сверхзадачи произойдет расслоение ученых: одна часть, наиболее способная (талантливая), повысит свой профессионализм, а другая, – неспособная, в том числе научная бюрократия, «выпадет в осадок». Кроме РАН никто такой программы разработать не сможет. А вот реализацию этой программы должно взять на себя правительство. Потому что технологическая инфраструктура («инфратехнология») – чрезвычайно важный фактор эффективности исследований и разработок, в определенном смысле, как и фундаментальные исследования, – их основа. Без них невозможны ни модернизация хозяйственной системы, ни создание инновационной экономики. Здесь необходим небольшой экскурс. Технологическая инфраструктура и фундаментальные исследования как объекты капиталовложений абсолютно не привлекают частного предпринимателя. Они принадлежат к основным технологиям, которые вынуждено финансировать государство. Сообщество ученых и политическое руководство США своевременно осознали чрезвычайную важность технологической инфраструктуры и приравняли ее по значимости к фундаментальным исследованиям. Каким образом это произошло? А было это так. Экономический кризис 1969–1971 гг. и война во Вьетнаме вызвали резкое сокращение финансовых средств на научные, особенно фундаментальные, исследования. Это обстоятельство в конечном счете привело к явному снижению темпов научно-технического прогресса и ослаблению конкурентоспособности американских фирм на внешнем и внутреннем рынках. Указанные тенденции вызвали озабоченность в правящих кругах США и потребовали коренного изменения сложившейся ситуации. С этой целью в октябре 1979 г. президент США Дж. Картер учредил президентскую комиссию для разработки национальной программы действий на 1980-е годы. Кстати, взаимосвязь взаимодействие академической и политической элит. системы государственного управления стало реальным фактором в США со времен президентского правления Ф. Рузвельта. К подготовке аналитического доклада для президента Дж. Картера были привлечены крупнейшие специалисты, уделившие большое внимание инновациям и инфратехнологии. На основе предложений, содержавшихся в докладе, президент Дж. Картер принял ряд важнейших решений, изложенных им в посланиях Конгрессу. Подготовка доклада для президента была настолько удачной, что президентские комиссии стали для его преемников эффективным механизмом решения сложных задач научно-технического характера. Со временем изменились и функции чиновников не только в научно-консультативной службе президента, но и всего госаппарата. Теперь от них требуется только грамотное исполнение, реализация уже готовых предложений, подготовленных авторами доклада для президента. Изменения и дополнения текста доклада чиновниками, направленные якобы для его улучшение, просто пресекаются. Политика «нового федерализма» , провозглашенная президентом Рейганом в его послании о положении страны в январе 1982 г., была фактически направлена на завершение формирования, начатой его предшественником, технологической инфраструктуры США. Другими словами, в 1980-е годы США провели инфраструктурную (организационно-управленческую) революцию. Это обстоятельство позволило США без труда вписаться в парадигму современного научно-технического развития. К сожалению, в России постановка проблем и их решения, имеющие государственное значение, принимаются правительством РФ без участия ученых. Именно правительство в лице Минобрнауки РФ своими действиями довело науку почти до катастрофы. А теперь оно (Минобрнауки) вынуждено обращаться за помощью к российской диаспоре ученых за рубежом. К слову сказать, предпринятая акция обречена на «провал», потому что сложившаяся внутри страны организационно-управленческая структура в сфере научной деятельности любую дельную, толковую инициативу приглашенных из-за рубежа ученых загубит, отторгнет. Нужные реальные исследовательские мегапроекты, а не мегагранты. Россия располагала стартовым научно-образовательным потенциалом, созданным Советским Союзом. Он был недостаточен в полной мере для постиндустриальной хозяйственной системы, но достаточен для стремительного старта, чтобы стать таковым. Ускоренное наращивание научно-образовательного потенциала следует начать, вместо бесконечных разговоров о реформах, с полной реконструкции научно-исследовательской инфраструктуры России, включая как строительство необходимых для развития науки сложных сооружений типа ускорительных элементарных частиц и радиотелескопов, так и обеспечение в полном наборе научных лабораторий современным оборудованием, приборами и реактивами. В рамках реконструкции целесообразно было бы возобновить строительство в Протвино грандиозного ускорителя протонов (ускорительно-накопительного комплекса). В свое время в Протвино, как известно, был сооружен гигантский кольцевой тоннель длиной 21 км. Создание ускорителя в уже готовом тоннеле могло бы иметь для России эпохальное значение: во-первых, это была бы мощная и реальная поддержка фундаментальной науки; во-вторых, стало бы символом возрождения статуса мировой державы; в-третьих, – первым уверенным шагом в становлении научно-исследовательской инфраструктуры такого уровня, когда бы прекратилась «утечка умов» из России и начался их приток. Проводимая российским правительством в лице Минобрнауки РФ научная политика вошла в штопор. Оно как будто проводит реформу системы научных исследований, но делает это не системно, а избирательно. Поэтому она (реформа) неэффективна. Крупно повезло РНЦ «Курчатовский институт»: политическое руководство РФ поддержало его исследовательскую программу. Российское сообщество ученых находится в режиме ожидания: кто же следующий, какой научный центр получит мощное государственное финансирование. Правительство взяло курс на создание исследовательских университетов. Эта инициатива заслуживает поддержки. Но этим университетам потребуется не два–три года, а минимум десятилетие, возможно и больше, чтобы начать производить нужную стране научную продукцию. Тогда как академическим институтам РАН достаточно пяти лет, а может и меньше, чтобы обрести «научную форму». Для этого Академии необходимо помочь вывести ее институты из состояния институционального коллапса. Это сделать нетрудно: надо открыть бюджетные ставки и начать их (институты) финансировать так же, как исследовательские университеты. Напомним некоторые факты, характеризующие деятельность вышеупомянутого ведомства. Об этом мы писали неоднократно. Проведенная в 2006–2008 гг. по инициативе Минобрнауки модернизация структуры, функций и механизмов финансирования академического сектора науки не решила главных задач, ради которых она (модернизация) была предпринята. А именно: привлечь в науку молодежь и обеспечить активное участие академических институтов в инновационном процессе. Суть ситуации состоит в том, что в течение продолжительного времени в результате недостаточного бюджетного финансирования науки и снижения престижа научного труда была нарушена преемственность поколений научных кадров, произошло катастрофическое старение научных сотрудников высшего звена РАН, что ставит под угрозу возможность сохранения научного потенциала России. Президиум РАН неоднократно принимал постановления по этому вопросу. Эти постановления, не обеспеченные финансовой поддержкой, фактически были правительством отвергнуты. Необходимо отметить, что в течение более одного года переговоров с правительством в лице Минобрнауки РФ руководство РАН, констатируя в своих постановлениях катастрофическое положение с кадрами высшей квалификации, под давлением министерства допустило принципиальные уступки, которые усложнили и без того непростую ситуацию в Академии. К тому же, Минфин РФ перекрыл бюджетные ставки. Приток в академические институты молодых кадров стал невозможным. Недавно выделенная Академии президентом РФ одна тысяча ставок не решает проблемы. В 2006–2008 годы было сокращено гораздо больше бюджетных ставок. РАН обладает огромным экспертным потенциалом, он не сопоставим с потенциалом исследовательских университетов. Его целесообразно использовать в системе государственного управления. РАН органично вписывается в общероссийскую инфраструктуру технологического развития. Давно пора привлечь ее в качестве основного эксперта правительства. В США эту функцию выполняет Национальная академия наук. Постановление правительства РФ от 8 апреля 2009 г., № 312, об оценке результативности деятельности научных организаций, выполняющих научно-исследовательские и технологические работы гражданского назначения в 2011 г. обрело силу закона. Это постановление – образец бюрократического подхода к решению сложных научно-технических и технологических проблем. Введение в действие постановления правительства РФ, на наш взгляд, несовместимо с элементарными требованиями психологии научного творчества. Авторы, составители постановления, не подумали о том, что в познавательной деятельности интеллект, креативность, исследовательские способности составляют единство. Их взаимоотношения и взаимосвязь представляют чрезвычайно сложный психологический механизм. «Ведь те, кто придумывает стандарты оценки чужого интеллекта и творчества, имеют собственный, далеко небезупречный интеллект и отнюдь небезупречные представления о том, что такое творчество и как его измерить. Некритическое использование результатов их работы просто опасно» . Все эти административно-бюрократические программы модернизации структуры, функций и механизмов финансирования академической науки и разработки показателей результативности научной деятельности в конечном счете проявляются в качестве факторов разрушения творческих научных коллективов академических институтов, что приедет к стагнации в научной сфере в целом. Поэтому вышеупомянутое постановление правительства заслуживает самого серьезного научного анализа. Между Минобрнаукой РФ и РАН партнерство не достигнуто, установлен временный компромисс. Конфликты и напряженные отношения между наукой и властью по всем признакам будут продолжаться. Минобрнауки РФ является перманентным инициатором конфликтов между наукой и властью. Вызывает удивление и недоумение пренебрежительное отношение к собственным решениям. «За прошедшие 15 лет ни один федеральный проект инновационного развития территорий не был доведен до конца, – говорит заместитель главного ученого секретаря РАН В. Иванов. – Начинается, например, работа по наукоградам, принимается закон, утверждаются программы, проходит даже заседание Совета при Президенте России по науке, технологиям и образованию, на котором рассматриваются механизмы дальнейшего развития наукоградов. И вдруг буквально через год после этого заседания данное направление “откладывается в сторону”, а приоритетом объявляются особые экономические зоны (ОЭЗ). С ними та же история: закон, программы, первые шаги и опять остановка… Подробный анализ успехов и неудач наукоградов и ОЭЗ проведен не был: проекты просто бросались на полпути. А ведь были получены прекрасные результаты, использовать которые можно было бы сейчас. Они могли бы дать значительный эффект» . В настоящий момент все внимание переключается на Сколково. Но какая гарантия, что и с этим научным центром не повторится история наукоградов? Вопрос – без ответа. Покажет время. Нам остается только надеяться, что Сколково не будет брошено, как наукограды, – на полпути. Такая непоследовательность и неуверенность в научной политике правительства, на наш взгляд, объясняется тем, что в России стихийно сформировалась организационная структура системы государственного управления, воспроизводящая коррумпированное чиновничество. Наблюдается стабильный рост численности сословия чиновников. С 1999 по 2008 г. число чиновников возросло вдвое и составляет 1,5 млн. человек (один чиновник на 100 человек населения) . Их место в современной России обусловлено тем, что они, особенно бюрократическая элита, получили доступ к огромным коррупционным доходам. Коррупционный рынок России сопоставим по размерам с федеральным бюджетом. А по ряду экспертных оценок, вдвое превышает бюджет . Этот фактор, как злой рок, тяготеет над всей системой государственного управления. Политическое руководство страны стремится переломить сложившуюся ситуацию, но все его попытки ни к чему не приводят. Кто кем управляет: правительство или сословие чиновников? Скорее всего чиновники, используя коррупционно-¬олигархическую «систему» управления. Сословие чиновников и правительство, неспособное власть употребить, привели страну в тупик. Об этом свидетельствуют следующие факты: продолжительный спад и стагнация в экономике, неудачные попытки реформ науки и образования, деградация сельского хозяйства, а также промышленности и машиностроения; влачат жалкое существование культура и здравоохранение и т.д. Согласно международному рейтингу «в 2009 г. по темпам экономического роста наша страна попала на 207-е место из 214, в борьбе с коррупцией оказалась на 147-й позиции из 180, по интегральному показателю благополучия в социальной сфере стала 131-й в списке из 180 стран» Комментарии излишни: по рейтингу Россия достигла предела падения. Современное состояние и возможности системы государственного управления – это Эдем, земной рай, для сословия чиновников, потому что через нее (систему), повторим, чиновники, особенно бюрократическая элита, получили доступ к огромным коррупционным доходам. Объявленная борьба с коррумпированным чиновничеством ведется и будет продолжаться, по всем признакам, многие годы. Политическому руководству России необходимо проявить, наконец, политическую волю: одновременно с борьбой, направленной против коррупции чиновников, начать инфраструктурную (организационно-управленческую) революцию. Она (Россия) отстала от стран, осуществивших ее, на четверть века. Использовать для этого лучше всего серию структурных реформ, самое эффективное в цивилизованных странах средство (механизм) преодоление антагонистических противоречий и достижения устойчивого социально-экономического развития. В процессе реализации этих реформ попутно будет решена и проблема коррупции. Начать революционные по своему характеру организационно-управленческие преобразования следует с науки. Так как в научной сфере в настоящий момент ситуация архискверная. Хуже не будет. Напомним здесь и сейчас о том, что необходима принципиально новая система государственного управления наукой. В составе администрации президента РФ отдельного структурного звена, управления, которое специально занималось бы проблемами науки как единственной своей задачей, нет. Тогда как потребность в таком административном подразделении и весьма острая имеется. Нужна организационно-управленческая структура науки такого типа, которая бы обеспечивала: – координацию научно-исследовательской деятельности, финансируемой из федерального бюджета; Такой круг обязанностей Министерству образования и науки РФ, как и его предшественникам, явно не по силам. Поиск новых организационных структур науки был весьма тернистым и в других странах . В последнюю четверть ХХ в. в большинстве развитых стран мира произошло осознание того факта, что революции совершаются не на баррикадах, а в научно-исследовательских лабораториях и в своевременных кардинальных преобразованиях инфраструктуры научно-технологического развития. Конкретное проявление это осознание происходит в принятии законов, снимающих социальную напряженность в обществе, и структурных реформах. В качестве примера приведем США, принявших в 80-е годы прошлого века серию законов подобного рода. Корпорации США, пресса, многие политики на протяжении ряда лет выступали с серьезными претензиями к собственному правительству, жалуясь на неравенство условий конкуренции – им мол приходится поодиночке бороться с «Джэпан инкорпорейтед», то есть объединенными силами японских концернов, активно поддерживаемых государством. Конгресс США колебался довольно долго, но все же растущий из года в год дефицит в торговле с Японией, как и успехи других конкурентов, убедили американских законодателей. В первой половине 80-х годов последовал целый ряд законодательных актов, направленных на поощрение нововведений в промышленности и расширение связей частных корпораций с университетами. К ним относятся Закон Стивенсона-Уайдлсра о нововведениях (Stevenson-Wydler innovation act., 1980); Закон о единой патентной политике Федерального правительства (Uniform federal patent policy act., 1980); изданное министерством юстиции Руководство по применению антитрестовского законодательства в отношении совместных венчурных исследовательских предприятий (Justis department’s anti trust guide concerning research joint ventures, 1980); Закон об оздоровлении экономики (Economic recovery act., 1981); Закон о развитии нововведений силами мелкого бизнеса (Small business innovation development асt., 1981); и, наконец, главный юридический документ всей серии, разрешающий сотрудничество промышленных фирм в сфере ИР, – Закон о кооперации 1984 (The national cooperative research act. of 1984); принятый, кстати конгрессом единогласно . Таким образом, в 1980–1986 гг. конгресс устранил юридические препятствия, стоящие на пути развития кооперации в области научных исследований, и создал в стране атмосферу, благоприятствующую этому процессу. Изменение антимонопольного законодательства открывает, в сущности, возможность для некоторой коррекции производственных отношений в обществе. Ведь речь идет о науке как об одном из элементов производительных сил, о капиталовложениях в ИР, о правах собственности на результаты исследований. Ну а как в этой связи обстоит дело с конкуренцией? Отражается ли появление коллективных форм ИР на остроте конкурентной борьбы между фирмами, корпорациями, странами? Ведь объединяются именно те, кто ведет борьбу за рынки, за потребителя. Нет ли противоречия между новыми формами ИР и принципом свободы конкуренции? Противоречие, конечно, есть. Но оно не является антагонистическим и, как свидетельствует практика, мирно разрешается благодаря двум обстоятельствам. Первое – это ограничение коллективных ИР так называемой «доконкурентной» стадией работ. Совместно решаются фундаментальные научные проблемы, исследуются новые физические эффекты и способы их использования, изыскиваются принципиальные технические решения, создаются макеты и прототипы, экспериментальные стенды и комплекты оборудования для апробации новых технологий, но не конкретная рыночная продукция. Цель кооперации – поднять на новую, более высокую ступень общий технический уровень определенной отрасли или подотрасли промышленности. Поэтому совместные исследования влияют не на конкуренцию между участниками, а на конкурентоспособность каждого из них, поднимают ее и тем самым, по сути дела, усиливают и конкуренцию, но на ином, общими усилиями достигнутом уровне. Второе обстоятельство состоит в том, что коллективные ИР организуются частными фирмами не вместо собственной исследовательской базы и не в ущерб ей, а лишь наряду с нею и в дополнение к ней. Сокращения затрат на собственные исследования не наблюдается, напротив, они возрастают. Решение ключевых проблем своей технической политики и стратегии фирма никаким коллективным организациям не делегирует, а полностью оставляет за собой. Собственный научный потенциал является, кроме всего прочего, необходимым условием равноправного участия в кооперации и возможности извлечь из нее наибольшую пользу. А возможность выбора между собственными, заказанными на стороне или коллективными исследованиями обеспечивает доступ к расширенному «резервуару» научно-технических ресурсов и позволяет гибко выбирать оптимальную тактику. Итак, 80–90-е годы стали в передовых странах мира, в том числе в США, десятилетиями крупных изменений в методах разработки и реализации государственной экономической и научно¬-технической политики. В силу объективных особенностей совре¬менного этапа развитии производительных сил и общества в целом указанные изменения выразились, во-первых, в еще более тесном, чем в предыдущие периоды, сращивании научно-технического прогресса с экономическим и социальным, дальнейшем возрастании роли науки и новых технологий во всей жизни общества, и, во-вторых, как следствие этого, в смещении центра тяжести мероприятий по развитию научно-технического потенциала из центра в регионы. Региональные программы обрели значение и масштабы, сопоставимые со значением программ центрального правительства. Часть последних, и довольно значительная, сегодня тоже ориентирована на развитие региональных научных центров и решение региональных проблем (программы ННФ, министерства торговли и др.). Появились программы, реализуемые совместно с цен¬тральными ведомствами, правительствами штатов и округов. В какой мере опыт Соединенных Штатов по организации и проведению региональных программ может быть использован на современном этапе развития нашего общества? По-видимому, прямое немедленное копирование здесь практически невозможно, поскольку экономические и социальные условия принципиально различны. С одной стороны, давно и надежно отлаженный механизм рыночного хозяйства, основанный на частной собственности и конкуренции, полная включенность в мировую экономическую систему, устойчивая валюта и изобилие товаров, многолетняя практика социального партнерства, с другой – упадок экономики, жесткая инфляция, развал управленческих структур, дезориентация широких слоев населения, не верящих властям и не привыкших самостоятельно решать проблемы обеспечения собственного благосостояния. И тем не менее учиться нужно и можно. Хотя и острота, и характер перемен не совпадают, но в обоих случаях речь идет о переходе из одного устойчивого состояния в иное, о реформах и изменениях. И в обоих случаях очевидно, что все зависит не толь¬ко, и даже не столько от центральных властей, сколько от реши¬тельности, здравомыслия и последовательности местных органов и самих жителей конкретной территории. Здесь американцы со своими региональными программами дают наглядный урок: ре¬альные планы преобразований не спускаются сверху, а разрабаты¬ваются на месте и обязательно при непосредственном участии тех, кому эти планы придется проводить в жизнь. «Верхи» могут дать направление, могут помочь экспертизой и советом, но любые их благие пожелания повиснут в воздухе, если не будут поняты непосредственными исполнителями. Стало быть, необходима очень большая, активнейшая разъяснительная работа с этими исполнителями – с представителями властных структур, руководителями производственных организаций всех рангов, прямо с коллективами. Нужно добиваться консенсуса и реализовывать все то, пусть и малое поначалу, о чем договорились. Кто это должен делать? Американский опыт региональных преобразований свидетельствует, что целесообразно иметь специ¬альные органы консультативного характера, достаточно представительные, чтобы их предложения были авторитетны. Они могут быть созданы и при законодательной, и обязательно при исполнительной власти на местах. Их задача – конкретизировать общий курс реформ применительно к местным условиям, определить сильные и слабые стороны местной экономики, пути реализации возможностей сильных звеньев и меры по их укреплению, развитию слабых. На эту работу необходимы средства и наиболее квалифицированные, энергичные, способные повести за собой специалисты. Что же касается содержательной стороны региональных программ, то тут, по-видимому, можно использовать все, что позволяют условия региона. Главный методологический момент – это создание инфраструктуры, нацеленной на достижение желаемого результата. Для наших регионов это означает прежде всего создание элементов инфраструктуры здорового рынка, изменение отношений собственности, обеспечение возможностей и права для всех работать в рамках новых законов и реально пользоваться результатами своего труда. Контуры инфраструктуры информационного общества Индустриальное общество, сменившее аграрное в ходе промышленной революции, в свою очередь уступает место постиндустриальному, первым этапом которого является общество информационное. Информатизация не является абстрактной самодовлеющей целью, она выступает как наиболее эффективное сегодня средство обеспечения научно-технического и социально-экономического прогресса. Очень многие авторы, подробно анализируя различные черты информационного общества, новые формы производственных процессов, коммуникаций и т.д., в то же время крайне неопределенно высказываются на тему об определяющих критериях этого общества. Как правило, они так и не дают четкого ответа на главный вопрос: каким образом и почему информация и информационные технологии сегодня занимают центральное место, почему они столь значимы, что формируют новый тип общества? Что, собственно, такого особенного в информации и информационных технологиях, заставляющих многих думать о них как о центральном стержне нынешнего века. По нашему мнению, решающим критерием информационного общества является то, что информация и информационные технологии позволили создать принципиально новую постиндустриальную хозяйственную систему, на основе которой и формируется информационное общество. Феномен этого общества состоит в том, что социально-экономический, научно-технический, культурный, нравственный и т.д. прогресс человечества на данном этапе определяется его хозяйственной системой, располагающей целым спектром, порой самых неожиданных, возможностей. Прежде всего она диктует принципиально новую инвестиционную парадигму: в качестве инвестиций использовать знания и самые разнообразные формы образования. Можно располагать неограниченными финансовыми средствами, но они будут оставаться «мертвым грузом», бумажным хламом. Эти деньги эффективно «заработают» лишь тогда, когда они будут вложены через науку и образование в человека, т.е. преобразованы в «интеллектуальный и человеческий капитал». Кстати, наука и образование, как известно, органически связаны. Они друг без друга не могут не только развиваться, но и существовать. Об этом много раз было сказано. Все согласны. И все же их противопоставление, а точнее разрыв единого процесса «исследование для обучения и обучение для исследования» происходят в нашем отечестве постоянно и систематически. И делается это настойчиво и целеустремленно высокопоставленными чиновниками вплоть до правительства. Информационная экономика отличается от традиционной принципиально новыми инвестиционными и производственными парадигмами. А именно к инвестициям следует относить и затраты на повышение творческого потенциала человеческой личности, на поддержание ее способности эффективно участвовать в общественном производстве, т.е. инвестиционными по своей природе являются затраты на образование, науку, здравоохранение, на любые формы обучения и даже поддержание социальной стабильности в обществе. Наиболее ярким проявлением производственной парадигмы в информационной экономике является появление корпораций нового типа – креативных корпораций, роль и значение которых в ближайшей перспективе будет только возрастать. Барьером между индустриальными и постиндустриальными странами является уровень развития технологической инфраструктуры, «инфратехнологии». Его-то и надлежит России преодолеть. Именно на основе сформированной «инфратехнологии» следует проводить модернизацию всей хозяйственной системы России. Очень хочется надеяться, что процесс выхода из затянувшегося системного кризиса, с принятием политическим руководством страны четырех национальных проектов, уже начался. Основное содержание и назначение национальных программ и проектов – это решение стратегических задач, обеспечивающих «прорыв» общества в целом на новые рубежи. Нужно творчески использовать опыт прошлого века как свой собственный, так и других стран: органично, наиболее эффективно «вписать» этот опыт в реальные возможности XXI в. Надо не возрождать капитализм так же, как и социализм с человеческим лицом, это дело безнадежное, а вести поиск путей к сплочению и построению российского общества на основе постиндустриальной хозяйственной системы. Попытаемся выяснить создается ли в нашей стране инфраструктура ориентированная на информационное общество. Это чрезвычайно важно для будущего России. Прежде чем ответить на поставленный вопрос, необходимо кратко сказать о новой тенденции в научно-технологической политике политического руководства: новый курс в научной политике связан с Российским научным центром (РНЦ) «Курчатовский институт». М. Ковальчук, директор РНЦ, полагает, что существующая система науки и образования находится в тупике. Его концепция автономного выхода из него предполагает преобразование РНЦ в национальный исследовательский центр, который станет фундаментом прорыва в будущее. 3а короткий промежуток времени кол¬лектив РНЦ «Курчатовский институт» достиг впечатляющих результатов. Он давно обрел мировую известность. Чтобы получить представление о результатах его деятельности се¬годня и в ближайшей перспективе, обратимся к программной статье Михаила Ковальчука «Направление прорыва: конвергентные НБИК-технологии». «За последние два года, – пишет М. Ковальчук, – в Курчатовском институте создан Центр конвергентных нано-, био-, инфокогнитивных (НБИК) наук и технологий – одна из первых в мире площадок, где развиваются в тесном взаимопроникновении исследования в области физики, химии, биотехно-логии, клеточной и молекулярной биологии, нано- и информационных технологий, когнитивной науки. НБИК-конвергенция создает основу не просто для формирования очередного уклада технологического развития, она открывает путь к переходу в качественно новую цивилизацию» . В настоящий исторический момент мировое научное сообщество идет по пути создания многоцелевых, междисциплинарных «исследовательско-технологических платформ». В отличие от традиционных центров подобные структуры способны гибко перенастраиваться под новые задачи. Смысл создания НБИК-Центра в Курчатовском институте состоял в том, чтобы «сформировать инфраструктурную базу конвергенции наук и технологий. Ядро, вокруг которого развивается Курчатовский НБИК-Центр, – уникальная комбинация мега-установок мирового класса: источников синхротронного и нейтронного излучения. В мире всего пять-шесть подобных центров... А с учетом наших установок термоядерного синтеза ТОКАМАК, суперсовременной приборной базы, аналогов Курчатовскому центру просто нет» . Заслуживает особого внимания довольно смелое заявление Михаила Ковальчука о том, что «мы не только создаем качественно новую научную среду, междисциплинарную, ориентированную на переход от «анализа – к синтезу», от уз¬кой специализации – к конвергенции. Наш НБИК-Центр – это и прообраз серийных заводов нового поколения, модель для отработки будущего технологического уклада» . Реализация такой программы предполагает новую систему подготовки научных кадров. Дирек¬тор НБИК-Центра придерживается концепции, в основу которой заложен принцип: исследования для обучения и обучение для исследований. Михаил Ковальчук исходит из того, что для подготовки специалистов нового типа, естествоиспытателей, требуется новая система непрерывного междисциплинарного образования. Его необходимо провести по всей образовательной цепочке: в средней и высшей школах, аспирантуре и докторантуре и с последующей переподготовкой как научных сотрудников, так и преподавателей вузов. Проводить реформу системы образования нужно осторожно – не менять ее всю сразу, а начать с нескольких пилотных проектов. Организовать их можно на базе ведущих исследовательских университетов страны и национальных исследовательских центров. Так, в Московском физико-техническом институте создан первый в стране НБИК-факультет. Директор РНЦ «Курчатовский институт» стал (это очень важно) его первым деканом. Сочетание междисциплинарных учебных программ с возможностью выполнять исследования в НБИК-Центре института позволит студентам овладеть уникальными и универсальными знаниями и научными методами, стать высококонкурентными специалистами. Одновременно с созданием НБИК-Центра началась модернизация научной инфраструктуры всего РНЦ. Расширен синхротронный центр, теперь вместо 10 исследовательских станций будут работать 40. Сформирована уникальная база для биоорганических исследований. Белковая фабрика позволит получать любые белки в любых количествах, очищать их, превращать в кристаллы. Генетический центр дает возможность полностью расшифровать геном человека. Формируется блок когнитивных технологий, в котором будут работать лингвисты, философы, физиологи, психологи, социологи, специалисты, изучающие работу мозга. В создании НБИК-Центра самую активную роль играют академические институты РАН. Процесс модернизации структуры РНЦ «Курчатовский институт», его преобразование в Национальный исследовательский центр продолжается. Таким образом, Курчатовский институт под руководством М.П. Ковальчука нашел достойный выход из тупика, в котором находится существующая система науки и образования. Президент РФ Д.А. Медведев, как политик, находящуюся в тупике ныне существующую систему науки и образования пытается, по всем признакам, изменить. Он фактически приступил к формированию новой системы научных исследований. Преобразование Курчатовского института в Национальный исследовательский центр говорит о многом: по образу и подобию его будут, вероятно, создаваться другие национальные исследовательские центры (НИЦ). Наиболее важное проявление производственной парадигмы в социально-экономическом развитии страны – определение приоритетных направлений использования суперкомпьютерных и гридтехнологий. Конкретная, но фундаментальная по своему характеру задача, решение которой будет означать прорыв в мир высоких технологий, – это создание единой киберинфраструктуры страны. Для решения этой стратегической задачи необходимо интенсивно развивать отечественную суперкомпьютерную отрасль на основе форсированного формирования достаточного количества национальных суперкомпьютерных центров, объединенных высокоскоростными линиями связи в единую грид-систему. Почему необходимо создавать суперкомпьютерную сеть ускоренными темпами? Потому что у России на сегодняшний день отставание в готовности использовать суперкомпьютеры достаточно велико. Именно об этом говорил на заседании Совета безопасности президент РФ Д. Медведев, подчеркивая, что большинство изделий в России до сих пор проектируется на ватмане, а не в цифровом формате. А ведь суперкомпьютерное проектирование – это не просто более удобное средство разработки. Это единственный путь достижения конкурентоспособности и превосходства разрабатываемой продукции. Необходимо подчеркнуть своевременность поставленных Д. Медведевым задач на заседании Совета безопасности – от их решения зависят успех и темпы развития суперкомпьютерной отрасли в России. Отметим, что в мае 2009 г., как свидетельствует Сергей Абрамов, директор Института программных систем РАН, в некоторых ведомствах обсуждался вопрос: а не удалить ли из наших приоритетных направлений развитие информационных технологий вообще и суперкомпьютерных технологий в частности? Вот каков уровень образованности наших чиновников! России предстоит развивать суперкомпьютерные технологии и создавать множество национальных суперкомпьютерных центров, объединенных высокоскоростными линиями связи в единую грид-систему. Другими словами, создавать то, что во всех развитых странах называют государственной киберинфраструктурой, – киберинфраструктурой новой экономики, основанной на знаниях. Однако надо помнить, что государственная киберинфраструктура, если мы говорим о создании экономики, ориентированной на знания, должна использоваться во всех отраслях экономики. Без исключения. Нами использовано интервью Сергея Абрамова, крупнейшего специалиста по киберсупертехнологиям, для того чтобы показать, насколько сложные задачи предстоит решать России в ближайшие годы . Существующие системы науки и образования давно нуждаются в реформировании. Нужна научно обоснованная концепция реформ соответствующих систем и науки и образования. При разработке такой концепции необходимо ориентироваться не на Запад, а на передний край научных исследований, а таковыми являются исследования на уровне единой атомарной материи. Прежде чем проводить реформы, необходимо создать под них инфраструктуру. Она позволит повысить качество реформ, избежать ошибок и просчетов при их проведении. Такой инфраструктурой должна стать единая киберинфраструктура страны. Турбулентное состояние экономической и политической жизни достигло такой степени, что правительство РФ утратило стратегическую перспективу социально-экономического развития страны. Потребовался мировой финансово-экономический кризис, чтобы осознать: модернизация всей хозяйственной системы России – это становой хребет формирования постиндустриальной хозяйственной системы. Она необходима не только для повышения жизненного уровня населения, но и для того, чтобы вписаться в мировой процесс социально-экономической глобализации. *Советский энциклопедический словарь. – М.: Советская энциклопедия, 1980. – С. 977. © 2015 | |
|
| |
