2. «Наука – бескрайние рубежи»: осознание новой роли науки в обществе

В условиях Второй мировой войны связями науки и государства ведало Управление научных исследований и разработок во главе с В.Бушем. Созданная им система, несмотря на военные условия, была коллегиальной и децентрализо­ванной. Буш взял на себя роль посредника и арбитра между научным сообщест­вом, с одной стороны, и правительственными учреждениями – с другой, в первую очередь – с Техническим бюро армии и флота. Буш считал, что ученый или инже­нер плодотворнее и эффективнее трудится на привычном ему месте, там, где ра­ботал в мирное время, и их не нужно, за исключением редких особых случаев, «переселять» в военные лаборатории. Другими словами, промышленные и акаде­мические организации работали скорее в партнерстве с правительством, чем под его прямым контролем. Эта модель отличалась от модели, практиковавшейся в годы Первой мировой войны, когда нужных для военных исследований ученых и инженеров временно мобилизовали и перевели в лаборатории Министерства обо­роны. Буш, имевший прямой доступ к президенту Рузвельту, убедил последнего в эффективности практикуемой им схемы, и она действительно доказала свою работоспособность: лазер был создан в радиационной лаборатории Массачусетского технологического института, редкий изотоп урана 235_И92 – удалось выделить в лаборатории Ок-Ридж (Oak Ridge), которой руководила корпорация «Дженерал электрик компани», даже лаборатория в Лос-Аламосе (штат Нью-Мексико), ульт­расекретная организация, где разрабатывалась и была создана первая атомная бомба, управлялась Калифорнийским университетом по контракту с армией.

Когда создали Комиссию по атомной энергии, она приняла ту же модель, и все подобные исследовательские лаборатории получили название и статус «Цен­тров исследований и разработок, финансируемых федеральным правительством». Они управлялись университетами или фирмами по контрактам с правительством.

«Опыт войны продемонстрировал потенциал продуктивного партнерства ос­новных секторов национальной науки. Он также показал важную роль универси­тетских ученых (а стало быть, и всего академического сектора) в разработке но­вых, зачастую весьма рискованных исследовательских идей и в демонстрации возможности их инженерного воплощения... Кроме того, этот опыт показал, что даже в военное время эффективное руководство наукой требует, чтобы она была изолирована, насколько это только возможно, от политической повседневной практики» (10).

В известном письме Бушу от 17 ноября 1944 г. президент Рузвельт поставил четыре основных вопроса: 1) быстрое рассекречивание результатов военных ИР; 2) необходимость разработки программы поддержки исследований медицинской и здравоохранительной направленности; 3) условия, на которых правительство могло бы оказывать помощь исследовательской деятельности в общественных и частных учреждениях; 4) возможность создания специальной программы поиска научных талантов и обеспечения их развития. Буш организовал четыре соответст­вующих комитета из числа неправительственных ученых и инженеров, а затем обобщил и синтезировал их рекомендации касательно взаимоотношений государ­ства и науки в 40-страничном докладе президенту. Это и был знаменитый доклад «Наука – бескрайние рубежи». Доклады каждого комитета, анализирующие во­просы в деталях, стали приложением к обобщающему докладу.

Идеи Буша были новыми и смелыми. Он полагал, что правительство не только имеет право помогать науке, но оно является ответственным за ее состоя­ние и непрерывность получения новых результатов, что правительство для этого должно, во-первых, поддерживать исследования в бесприбыльных организациях, в первую очередь фундаментальные исследования в университетах, и не только их; и во-вторых, финансово помогать подающим надежды ученым и инженерам стипендиями. При этом чрезвычайно важно, чтобы помощь как учреждениям, так и индивидуумам оказывалась только на основе объективной оценки их научных достижений и возможностей. Оценка же должна производиться специалистами, обладающими необходимой квалификацией и профессиональным опытом. «Я убежден, – писал Буш, – что национальные интересы в научных исследованиях и научном образовании были бы обеспечены наилучшим образом путем создания Национального исследовательского фонда» (там же, с.1-11). Обязанности, кото­рые предполагалось возложить на государство, были слишком новыми и ответственными, чтобы их можно было поручить какому-либо из уже существующих специализированных правительственных ведомств. Буш полагал, что новое учре­ждение конгресс должен создать как можно скорее. Что касается промышленных исследований, то Буш считал их прерогативой самой промышленности. «Только сама промышленность обладает всем необходимым, чтобы решать, какие резуль­таты исследований в общественном секторе стоит коммерциализировать и как их можно использовать» (там же).

До войны, отмечалось в докладе, необходимые ей результаты фундаментальных исследований Америка импортировала из Европы. Война разрушила ев­ропейскую науку. Поэтому США должны принять основную ответственность за получение необходимых фундаментальных результатов на себя. Соответственно «...университеты, которые до Второй мировой войны располагались на периферии американской науки, следует теперь рассматривать как ее центральное звено» (там же). Звучало это вполне убедительно, так как основные военные новшества были достигнуты в университетах или квазиуниверситетских организациях сила­ми университетских ученых и инженеров. В других странах, за исключением (отчасти) Великобритании, этого не было. Таким образом, «...послевоенное выдви­жение университетов в качестве основных центров фундаментальной науки стало уникальным, специфичным для Соединенных Штатов явлением» (там же).

Доклад В.Буша по общему признанию научного сообщества стал основой научно-технической политики США на многие годы.

Но в то же время доклад Буша носил в значительной мере односторонний характер. Он был сосредоточен на проблемах, которые можно объединить под общей рубрикой «политика для науки», т.е. рассматривал задачи общества (госу­дарства) по отношению к науке, поскольку именно так формулировал задачи это­го доклада президент Рузвельт. Но вторая сторона медали – «наука для политики», т.е. обязательства науки перед обществом, осталась нераскрытой. Этот пробел был восполнен в докладе Дж.Стилмена 1947 г., который охватывал обе стороны -и обязательства государства по отношению к науке, и обязательства последней по отношению к обществу. Оба доклада ставили фундаментальные исследования во главу угла. Что касается разделения ИР на гражданские и военные, то Буш, при­знавая это деление, твердо высказывался за гражданское руководство всеми ИР страны. Он считал, что успехи ученых в военные годы во многом объяснялись тем, что в военных исследованиях, на всех их стадиях, от планирования до реали­зации, активную роль играли гражданские ученые и инженеры. Поэтому ННФ ви­делся ему как «...постоянная, независимая, возглавляемая гражданскими специа­листами организация, тесно сотрудничающая с армией и флотом, но финансируе­мая парламентом напрямую и имеющая право проводить любые представляю­щиеся целесообразными оборонные исследования, которые дополняли бы ИР, выполняемые военными учреждениями» (там же, с. 1-14). Другими словами, Буш считал, что военная научная политика должна быть интегральной частью общей национальной.     

В годы Второй мировой войны новые научные организации учреждались в США решениями президента на основе предоставленных ему чрезвычайных полномочий. Многие учредители научных организаций этого периода и большинство ученых видели в этом временное явление. Но уже в конце войны, и особенно после первого взрыва атомной бомбы, невозможность возврата к довоенным нормам научной деятельности стала очевидной для всех. Возникла необходимость законодательного оформления новых форм организации науки. Новую роль науки в обществе осознали как ученые, так и наиболее дальновидные политические, государственные и военные деятели. Бросая ретроспективный взгляд на развитие науки в США, нетрудно обнаружить, что качественное изменение содержания форм организации научной деятельности связано с созданием Национального научного фонда (ННФ).

3. Рождение принципиально новой организационной структуры

Закон о ННФ дебатировался в американском Конгрессе и правительстве необычно долго – около пяти лет. Наиболее сложной оказалась проблема обеспечения разумного баланса интересов государства, с одной стороны, и научного сообщества, которое за годы войны стало одной из наиболее авторитетных сил в обществе, – с другой. Государство предоставляло деньги, бюджетные средства, и, будучи ответственным перед налогоплательщиками за рациональное расходование таких средств, претендовало на право контролировать работу Фонда путем назначения его директора, членов управляющего Совета, установления обязательной отчетности перед государственными финансовыми органами. В свою очередь, ученые стремились сохранить как можно больше независимости, особенно в определении направлений и тематики исследований, выборе подлежащих финансированию проектов, их оценке и т.д., стремились создать такие условия, при которых они работали бы не по указке чиновников, а по собственному разумению, понимая при этом, что современная наука, превратившаяся в сложную и дорогостоящую «индустрию знаний» без государственного финансирования существовать не может.

Принятый в 1947 г. Конгрессом закон отдавал руководство Фондом в руки Совета, сформированного в основном из ученых, которые должны были совмещать членство в данном органе со своей основной научной деятельностью. Предполагалось, что Совет будет назначать исполнительного директора Фонда, определять основы научной политики этой организации, контролировать распределение грантов. И директор, и исполнительный аппарат в целом в таком случае был бы ответственен только перед Советом, а не перед правительством. Функции последнего сводились к предоставлению денег.

Президент этот закон заблокировал своим вето, и потребовалось еще три года, чтобы окончательно отработать принципы взаимодействия. По конституции президент обязан контролировать расходование всех бюджетных средств, на какие бы цели они не предназначались. Поэтому в итоге назначение директора Фонда и двадцати четырех членов Национального научного совета при нем стали прерогативой президента. Но члены совета работают в нем по совместительству, оставаясь действующими учеными в университетах и их исследовательских центрах. Поскольку их назначает президент, как и директора, они по статуса равны с последним, отношения с ним не являются прямым административным подчинением, так что высшим органов управления ННФ является именно Совет. Его полномочий вполне достаточно, чтобы научное сообщество через своих представителей – членов Совета могло проводить решения, представляющиеся целесообразными и независимые от политических пристрастий правительства.

Необходимо особо подчеркнуть, что лидеры научного сообщества США изначально внесли в проект закона о ННФ безусловное, императивное, требование о том, что члены Национального научного совета (ННС) «работают в нем по совместительству, оставаясь активно действующими учеными в университетах и их исследовательских центрах». Это требование имеет принципиальное значение. Оно надежно защищает ННС от проникновения в него чиновников, а также ученых, прекративших активную исследовательскую деятельность. Лидеры сообщества США исходили из креативного феномена: наука не прощает измены. Она лишает своих бывших адептов творческого мышления, сохранить и приумножить потенциал которого можно только путем постоянного поиска истины.

За более чем пятидесятилетнюю историю ННФ каких-либо крупных конфликтов между ним и исполнительной или законодательной властью не возникало. Напротив, бюджет Фонда постоянно возрастал, а функции стали несколько шире, чем поддержка только фундаментальной науки, хотя она и остается главной задачей. Это позволяет считать, что найденный в конце концов механизм доказал свою жизнеспособность.

ННФ изначально воспринимался в США как своего рода суррогат министерства науки (такового у американцев никогда не было и нет), его функции поначалу были несколько шире, они включали в себя подготовку научных кадров высшей квалификации, а также координацию научно-технических программ всех правительственных ведомств. Довольно скоро координационные задачи отпали, ибо Фонд не был наделен достаточными полномочиями по отношению к остальным правительственным органам, они ему никак не подчинялись. Поэтому координацией занялись более высокие инстанции на уровне администрации президента, а ННФ остался главным куратором фундаментальных ИР. С годами к ним присоединили и часть прикладных исследований, а также решение проблемы «стыковки» университетской науки с промышленной и региональными программами путем организации различных вариантов кооперативных научных центров при университетах.

При определении областей знаний, которым государство должно оказывать поддержку через программы Фонда, наиболее принципиальным и остро дискуссионным вопросом оказался вопрос об общественных науках. Включать или не включать последние в сферу деятельности ННФ? Иными словами (и немного утрируя), нужны ли эти науки обществу в такой же степени, как физика, математика, биология и другие естественные дисциплины, в необходимости государственного финансирования которых никаких сомнений не возникало ни у политиков из Конгресса и правительства, ни у самих ученых? Противники поддержки социальных наук нашлись среди всех перечисленных категорий, и были весьма влиятельны. К примеру, в их число входил В.Буш, ректор Массачусетского технологического института, в военные годы – советник по науке президента Ф.Рузвельта, очень авторитетная фигура в правительственных и парламентских кругах, один из основных инициаторов создания ННФ.

Аргументация тех, кто стремился дискриминировать науки об обществе, имела явно выраженную политическую окраску. Напомним, что конец 40-х и начало 50-х годов – это пик «холодной войны» между социалистическим и капиталистическим лагерями, разгар маккартизма в Соединенных Штатах, «охоты на ведьм», в том числе и среди ученых. Позиция «антисоциалов» хорошо отражена высказыванием одного из членов Национального совета, заявлявшего, что «…мы должны полностью отдавать себе отчет в том, что общественные науки – за исключением некоторых очень узких дисциплин – это источник хлопот и неприятностей, куда более серьезных, чем все, что вылетело из ящика Пандоры» (11). Такого мнения в 50-е годы придерживалось большинство членов Совета и аппарата ННФ.

И тем не менее, «отлучение» обществоведения не состоялось. Против него выступали и часть законодателей во главе с Г.Килгором, демократом от Западной Вирджинии, и многие ученые, понимавшие бессмысленность расчленения объективно единой системы науки на «чистых» и «нечистых». В законе об ННФ была принята компромиссная формулировка, отражавшая соотношение сил противоборствующих группировок: естественные дисциплины были перечислены поименно, а заканчивался перечень словами «…и другие науки». В числе «других» можно было подразумевать гуманитарные и общественные дисциплины, но им как бы придавалось второстепенное значение по сравнению с математикой, физикой, биологией, медициной и инженерными науками, прямо названными в тексте.

В конечном счете, проблема разрешилась самой жизнью, реальной практикой работы ННФ. Буквально с первых своих шагов Фонд, благодаря удачно выбранной процедуре скрупулезной экспертной оценки заявок в соответствии с их научной значимостью, начал финансировать целый ряд проектов, относящихся к социальным дисциплинам, близко примыкавшим к естественным. Провести тут четкую границу оказалось попросту невозможным, ибо ее не существует как таковой. К примеру, в рамках отдела биологии проходили проекты по антропологии, экологии человека, демографии. Уже в 1955 г. в отделах математики, физики, инженерных наук была введена программа под названием «Социофизические науки», куда включались статистика и вообще применение математических методов в общественных дисциплинах, экономическая география, технико-экономическая проблематика, а также история, философия и социология науки, то есть весь комплекс науковедческих дисциплин. Наконец, в 1958 г. Национальный научный совет принял решение о создании в ННФ специального отдела общественных наук; их статус, таким образом, уравняли со статусом остальных курируемых фондом областей знания, и с тех пор проблема «включать – не включать» более не возникала (12).

Таким образом, сообщество ученых США достигло своей цели: в лице ННФ была создана эффективная организационная структура науки, которая гарантировала (предоставляла) ученым реальную возможность, оформленную законодательно, самим распределять выделяемые государством финансовые средства на фундаментальные исследования.

Научному сообществу и политическим деятелям США (тогда они об этом еще и не подозревали) предстоял этап институционализации федеральных органов управления научной деятельностью, формирование которой будет продолжаться более четверти века.