Койре А. КОПЕРНИК И РАЗРУШЕНИЕ КОСМОСА

Реф. статьи: Copernic et le bouleversement cosmique // Koire A. La revolution astronomique: Copernic, Kepler, Borelli. – P., 1961. – P. 9–115.

«Коперник и разрушение Космоса» представляет собой первый из трех больших историографических этюдов А. Койре, посвященных истории научной революции в астрономии XVI–XVII вв.

В трех этюдах, посвященных Н. Копернику, И. Кеплеру и Дж.А. Борелли, пишет А. Койре, «я не имел намерения очертить историю астрономии XVI–XVII вв. от Коперника до Ньютона – но единственно историю революции в астрономии, т.е. историю эволюции и трансформации ключевых понятий, с помощью которых астрономия пытается упорядочить или “спасти” явления, замещая хаос чувственной видимости умопостигаемой реальностью, которая его объясняет» (с. 9).

В самом деле, история астрономии как таковая должна была бы охватить историю астрономических наблюдений, основание и деятельность первых обсерваторий, описать переворот, связанный
с изобретением подзорной трубы, которая открыла доступ к вещам, которые ранее ни один человеческий глаз не мог созерцать, и т.д.

Однако революция в астрономии коснулась не только своего фактуального базиса – данные наблюдения Коперника приблизительно те же, что у Птолемея, – но прежде всего концептуальной сферы, почти целиком независимой от наблюдательной астрономии. В свое время Кеплер утверждал, что источником его новой теории явились восемь минут, указывающие на отклонение теории от наблюдений Тихо Браге. Однако это отклонение потому имело для него столь важное значение, что он пытался интерпретировать его в рамках своей небесной физики, идея которой зародилась у него прежде, чем он получил доступ к наблюдениям Тихо Браге. Истолкованное же в рамках астральной кинематики (теории Браге), указанное отклонение не имело бы никаких серьезных последствий.

То же самое можно сказать и о Борелли: вовсе не телескопические наблюдения движения планет, а решение распространить на астрономию принципы новой динамики обеспечили ему в истории астрономической революции место рядом с Коперником и Кеплером.

Революция в астрономии прошла три этапа, связанные каждый с именем одного человека. Коперник остановил Солнце и «бросил» Землю в небо: гелиоцентризм замещает собой геоцентризм. Начиная с Кеплера небесная динамика (по существу аристотелевская) замещает кинематику кругов и сфер Коперника и древних астрономов. Этим фактом прежде незыблемая мысль
о кругообразности движения небесных тел частично (при господстве идеи замкнутости Вселенной этого не могло произойти окончательно) оказывается преодоленной, и «эллиптическая астрономия» триумфально завоевывает мир. «Наконец, Борелли (в мире отныне открытом и управляемом динамикой) завершает унификацию небесной и земной физики, которая выражается в “выпрямлении” круга в пользу бесконечной прямой» (с. 10).

1543 год – время публикации книги Н. Коперника «О вра-
щениях небесных сфер»^[1] и одновременно год смерти ее автора. Николай Коперник знаменует собой важнейшую дату в истории человеческой мысли. Эту дату рассматривают как «конец» Средних веков и «начало» Нового времени, потому что она более, чем завоевание Константинополя турками или открытие Америки Колумбом, символизирует конец одного мира и начало другого.

«Я спрашиваю иногда, – пишет Койре, – не следует ли пойти еще дальше: фактически разрыв цепи событий, совершенный Коперником, не знаменует собою лишь конец Средних веков. Он знаменует конец периода, обнимающего одновременно Средние века и классическую древность, поскольку начиная с Коперника человек не находится больше в центре мира и окружающий его мир не является более упорядоченным Космосом» (с. 15).

Очень трудно сегодня понять и оценить величие, интеллектуальное усилие, дерзость и моральное мужество Коперника. Чтобы это сделать, нужно забыть интеллектуальное развитие последних нескольких столетий, нужно было бы вернуться к наивной уверенности в неподвижности Земли и движении небесного свода.

Но даже и этого ретроспективного взгляда было бы недостаточно: к всесилию этой очевидности необходимо прибавить груз тройного объяснения – научного, философского и теологического, тройной традиции и тройного авторитета: вычисления, рассуждения и откровения. Лишь только тогда было бы возможно оценить беспримерную смелость коперниканской мысли, которая оторвала Землю от ее «естественного места» и бросила в небо.

Очень трудно и даже невозможно понять величие труда Коперника без некоторого усилия воображения, пишет Койре, и столь же трудно представить странное и глубокое впечатление, которое чтение его книги могло произвести на его современников. Разрушение мира, который наука, философия, религия представляли центрированным на человеке и созданным для него, крушение иерархического порядка, который противопоставлял подлунный мир миру небесному, объединял их в самой этой оппозиции^[2]. Шок был слишком сильным. Эта новая концепция мира казалась слишком бессмысленной, чтобы принимать ее всерьез. Тем более что книга в целом была достаточно трудной для читателей, которым недоставало математической и астрономической подготовки.

Сам Коперник об этом говорил так: оставим математику математикам. Это лишь новая гипотеза, наивная и в то же время старая, вычислительная схема, не претендующая на истину и, следовательно, не более важная, чем те из них, которые астрономы придумывали до сих пор. Такова была за редкими исключениями (среди них следует отметить труды Тихо Браге и Дж. Бруно, а также «Первое повествование» Г. Ретика^[3]) общепринятая в течение полувека интерпретация коперниканской астрономии. Эта интерпретация была представлена как принадлежащая самому Копернику в очень искусном введении издателя книги Коперника А. Осиандера «К читателю о гипотезах настоящего сочинения». В этом введении, которое А. Осиандер, не называя своего имени, поместил в начале труда, предлагается «математикам», т.е. астрономам по профессии, использовать данные Коперника, так же как и его методы, полностью отбрасывая проблему космологической истинности его системы.

Что касается современников, не обладавших математическими знаниями, позволившими бы оценить величие и значимость труда Коперника, то они насмехались над «сумасшедшим», который сомневался в неподвижности Земли. Философы противопоставляли ему старые аристотелевские аргументы, теологи – неопровержимый авторитет Священного Писания.

Лишь гораздо позднее, когда стало очевидно, что труд Коперника не был предназначен только математикам, выяснилось, что нанесенный геоцентрическому и антропоцентрическому представлениям о мире удар был смертельным. Когда некоторые из его метафизических и религиозных импликаций были развернуты в работах Джордано Бруно, тогда старый мир ответил осуждением Коперника в 1616 г. и Галилея в 1632 г.

В первой главе «Первый набросок гелиоцентрической системы: Малый комментарий» Койре, касаясь деятельности Коперника как ученого, замечает, что не следует представлять Коперника проводящим ночи напролет над открытием новых фактов, связанных с положением небесных тел. «Коперник – это не Тихо Браге. Он производил, конечно, наблюдения и более многочисленные, чем иногда принято считать, но лишь малая часть их была использована им в своем труде» (с. 23). Однако несмотря на эту работу астронома-практика, несмотря на постоянное стремление привести теорию в согласие с наблюдаемыми «явлениями» (Коперник имел всегда перед собой наблюдения всех веков, собранных в каталог наряду с его собственными наблюдениями), несмотря на все это, неоспоримым является то, что величие Коперника состоит не в открытии новых фактов, но в развитии новой теории. Таким образом, его теория или, точнее, его система покоится скорее на данных его предшественников, главным образом данных Птолемея, чем на новых данных. И фактически его система (новая интерпретация данных наблюдения, по крайней мере в том, что касается их расчета) соответствует не более этим данным, чем система Птолемея, которую она призвана заменить.

Ссылаясь на аналогичное мнение Е.Ф. Апельта (E.F. Apelt), Койре несколько уточняет свою мысль в соответствующем примечании. «Фактически, – пишет он, – теория Коперника упростила вычисления, элиминируя некоторое число бесполезных кругов, и в особенности улучшила теорию Луны, так же как – но в значительно меньшей степени – теорию Марса… Кроме того, используя свои собственные наблюдения наряду с наблюдениями его предшественников, Копернику удалось придать значительно большую точность некоторым астрономическим константам. Но не в совершенствовании астрономических методов, а в установлении новой космологии состоит “коперниканская революция”» (с. 83).

В этих словах Койре выражена его основная идея коперниканского переворота в астрономии. В самом деле, упрощение вычислительной техники, усовершенствование методов расчета планетных движений, более точное объяснение и предсказание астрономических фактов, – все это соответствует некоторым из современных моделей развития значения^[4]. Но этим будет ухвачен лишь момент развития астрономического знания, но не его радикального преобразования, соответствующего понятию «коперниканской революции». Этот момент усиленно подчеркивается Койре, для которого революция в астрономии связана прежде всего с коренной реформой интеллекта, ломкой традиционного мировоззрения людей, радикальной перестройкой философских оснований научного знания.

По его мнению, «для практики, т.е. для вычисления положения планет, астрономия Птолемея была относительно удовлетворительной, и в этом отношении астрономия Коперника была едва ли лучше» (с. 24).

Не следует забывать, с одной стороны, что наблюдения
производились невооруженным глазом или (по крайней мере до
Тихо Браге) с помощью инструментов, точность которых оставляла желать лучшего. С другой стороны, с математической точки зрения система Птолемея является одним из прекрасных и удивительных творений человеческого духа. Действительно, комбинация воображаемых круговых движений, доведенная им до совершенства, использование эксцентриков и эпициклов позволяли (хотя и весьма сложным путем) приблизительно представить любую замкнутую кривую и установить математическое отношение между любыми данными наблюдения почти так же хорошо, как и современными математическими средствами. При условии, однако, что число этих кругов будет достаточным для того, чтобы «склеить» данные, не принимая никаких ограничений относительно скорости, которую приписывают наблюдаемым объектам.

С математической точки зрения Коперник ничего или почти ничего не изобрел. Поместив центр орбиты Земли в точке, находящейся вблизи Солнца, он перевернул систему мира, но не математическую структуру астрономической науки. С этой точки зрения он был учеником – величайшим из учеников Птолемея или даже Гиппарха. Однако с небольшой оговоркой: тригонометрия Коперника вслед за арабами использует синус (хотя и не употребляя этот термин) вместо хорд (cordes), которые использовали греческие астрономы. Астрономия, однако, не является чисто математической доктриной: Солнце, Луна, планеты – реальные объекты. И если с точки зрения чисто геометрической (и практической) птолемеевская астрономия вполне удовлетворительна, то совсем иначе обстоит дело, когда переходят к космологии. Астроном тогда обязан трактовать свои круги и сферы (orbes) как объекты реальные в реальном же пространстве. Но в этом случае возникают определенные трудности: круги и сферы вращаются сами по себе, а их центры ничем не заполнены, что формально противоречит космологии Аристотеля, который считал, что такие движения совершенно невозможны. Вот почему с давних пор и особенно со второй половины XV в., с возрождением интереса к астроно-
мии Птолемея, оппозиция между «философами» и «математиками» рождает: а) попытки примирить системы Аристотеля и Птолемея и б) попытки полностью снять проблему, представив математическую астрономию как чисто вычислительное средство, никак при этом не пытаясь изобразить космическую реальность, но позволяя лишь рассчитывать заранее, «предсказывать» наблюдаемые положения планет.

Точно не известно, к какому моменту Коперник закончил труд «О вращениях небесных сфер», представляющий собой последний этап коперниканской мысли. Гораздо раньше этой книги он составил короткое и схематическое изложение, первый набросок своей концепции мира – «Малый комментарий»^[5]. Этот набросок в высшей степени интересен тем, что гораздо лучше, чем последний труд Коперника, раскрывает некоторые из мотивов, которыми руководствовалась его мысль.

Он начинает с напоминания о том, что цель астрономии, как она представлялась древним, заключалась в том, чтобы свести видимые движения небесных светил к правильным равномерным движениям, так как считалось совершенно абсурдным, чтобы небесные тела, пребывая в мире абсолютной сферичности, не двигались бы всегда равномерно. Но этой цели не достигли ни Калипп, ни Евдокс, которые использовали концентрические сферы, так как речь шла о том, чтобы не только объяснить изменения видимых местоположений, но также изменения расстояний между планетами и Землей. В системе Птолемея этого удалось добиться математическим путем, однако она имела серьезный дефект, состоящий в том, что она не могла представить движения планет в качестве композиции круговых равномерных движений. Чтобы сохранить некоторую видимость симметрии, Птолемей вынужден был ввести в свои вычисления весьма сомнительное понятие «экванта», вследствие чего в его системе планеты не движутся равномерно ни по отношению к своим деферентам, ни по отношению к своим собственным центрам, что противоречит разуму.

Следовательно, астрономия должна попытаться найти другую композицию кругов, посредством которой равномерность движений может быть сохранена. Задача настолько сложная, что Коперник считает целесообразным использовать гораздо более простые средства, чем его предшественники. Его решение требует принятия постулатом аксиом (всего их оказалось семь), которые позволяли бы построить систему небесных движений, в которой все двигалось бы равномерно вокруг своего собственного центра, как того требует закон абсолютного движения:

«Первое требование. Не существует одного центра для всех небесных орбит или сфер.

Второе требование. Центр Земли не является центром мира, но только центром тяготения и центром лунной орбиты.

Третье требование. Все сферы движутся вокруг Солнца, расположенного как бы в середине всего, так что около Солнца находится центр мира»^[6].

Четвертая и пятая аксиомы объясняют, что расстояние, которое отделяет Землю от Солнца, является незначительным сравнительно с тем, которое отделяет это последнее от сферы неподвижных звезд, и что общее движение небесных феноменов обязано не движению небесного свода, но движению Земли. Шестая аксиома провозглашает, что Солнце неподвижно и что его видимое движение является лишь проекцией на небо движения Земли; седьмая утверждает, что остановки, попятные движения и некоторые другие особенности движения планет являются кажущимися, а не подлинными, и что эта видимость обязана только проекции на небесный свод годового движения Земли».

Таковы основные положения первого наброска гелиоцентрической системы, изложенные Коперником в «Малом комментарии», содержание которого было доступно лишь ближайшим друзьям ученого.