ГЛАВА 2

ДИНАМИКА ВНЕШНИХ ФАКТОРОВ, ФОРМИРУЮЩИХ ПАРАДИГМУ НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ

В XXI веке дальнейшее развитие наукоемких технологий, их проникновение во все отрасли производства и услуг, в повседневный быт людей является столбовой дорогой научно-технического и экономического прогресса. Ни одна страна, претендующая на заметную роль на мировой арене и стремящаяся к обеспечению экономического роста, повышению уровня и продолжительности жизни своих граждан, не сможет решить этих задач без концентрации усилий на совершенствовании, укреплении и максимально эффективном использовании своего научно-технического потенциала.

Однако, задача эта является весьма сложной во многих отношениях и требует для своего решения многостороннего ресурсного обеспечения всех составляющих научного потенциала – кадровой (в том числе образовательной), материальной, управленческой, информационной и т.д. Как мы уже отмечали выше, современная наука стоит дорого, и объем выделяемых на нее обществом средств является одним из главных, если не самым главным, среди внешних параметров ПНТР.

 2.1. О ресурсном обеспечении научно-технического прогресса

Вопрос о закономерностях, которым подчиняется научно-технический прогресс, а с ним и поступательное развитие всего общества, достаточно давно интересует обществоведов, его обсуждению посвящено немало иной раз очень кропотливых и трудоемких работ с подсчетами числа нововведений, открытий, их хронологии, распределения по отраслям науки и т.д. Нельзя сказать, что наука достигла в решении этой проблемы полной ясности, но основные характеристики процесса определены и хорошо согласуются с фактологией прошлого и практикой настоящего.

Еще в самом начале прошлого века Генри Б. Адамс (1838-1918), американский историк, внук второго по счету президента США Джона Адамса, сформулировал свой закон ускорения, согласно которому прогресс общества, в том числе и прогресс науки нарастает подобно тому, как увеличивается капитал при начислении сложных процентов. Процент ежегодного приращения в таком случае постоянен, и, следовательно, за некоторое количество лет исходная величина удваивается, утраивается и т.д. Математически этот процесс описывается показательной функцией. Адамс, формулируя свой закон, на статистику не опирался, ее тогда вообще было немного, он полагался на собственную интуицию. И научное сообщество не отнеслось к его оценке серьезно, оценка была воспринята скорее как образное сравнение, а не как реальная закономерность, и так продолжалось примерно 20-30 лет. Но за это время постепенно накапливались данные, подтверждавшие догадку, и примерно в конце 30-х – начале 40-х годов прошлого века уже мало кто сомневался в ее истинности, а подтверждения продолжали появляться (Ф.Рихтмайер, К.Мис, Дж.Прайс и др.), и экспоненциальный рост количественных показателей был установлен окончательно. Конечно, не все они меняются совершенно одинаково, тут и скорости изменения разные у разных параметров и у конкретного одного параметра в разные отрезки времени, тут и специфичный «вес» каждого показателя и много других различий. Процесс в целом очень сложен и многолик, но это не меняет общего основного вывода. В формулировке К.Миса он выглядит следующим образом: «Временная шкала прогресса человечества безусловно не является линейной, научно-технический прогресс реализуется быстрее, чем течет время, и наилучшим образом для истории науки и техники, по-видимому, подходит шкала логарифмическая» (16, с.21). Экспоненциальный рост количественных показателей как входных (расходы на ИР, численность научных работников и т.п.), так и выходных (публикации) создает очень впечатляющую картину научно-информационного «взрыва», о которой так много писали во второй половине прошлого столетия. Да и в самом деле, кого не удивит, к примеру, тот факт, что порядка 80% всех ученых, когда-либо живших и работавших в мире, являются нашими современниками (17, с.11), что в мире издается около 30 тыс. научных журналов, где ежегодно публикуют до 600 тыс. статей (18, с.60).

Однако коль скоро наука превратилась с толь масштабную область деятельности, поглощающую заметную долю национальных человеческих и материальных ресурсов, естественно возникал вопрос о целесообразности затрат, о соотношении затрат и результатов. Кроме того, экспоненциальный рост входных и выходных показателей не мог не вызвать и еще один столь же естественный вопрос: как долго подобная ситуация может сохраняться? Ведь любая попытка экстраполировать ее в недалекое будущее немедленно вела к абсурду. В 1961 г. на излете послевоенного «золотого дождя» ассигнований на науку в США А.М.Вайнберг писал в журнале «Сайенс»: «Нынешние (1960 г.) федеральные расходы на исследования и разработки составляют 8,1×10⁹ долл., т.е. около 10% федерального бюджета и примерно 1,6% от ВНП… Темп роста нашего бюджета, используемого на ИР на протяжении последних 10 лет, равнялся в среднем 10% в год, что соответствует периоду удвоения семь лет. Поскольку период удвоения ВНП равен приблизительно двадцати годам, то при сохранении приведенных соотношений через 65 лет мы будем тратить на науку и технику все свои деньги» (19, с.162).

Ответ на первый вопрос проясняется, как только мы попытаемся принять во внимание не одни количественные показатели, характеризующие науку как некую «производственную» структуру, но и те качественные аспекты, которые определяют ее когнитивную сущность. Если ориентироваться не на публикуемую в журналах массовую рутинную продукцию, а только на крупные открытия, являющиеся своего рода вехами в истории той или иной научной дисциплины, отмечающими качественно новые уровни познания природы (их, вероятно, можно сопоставить со сменами парадигм, которые являются, по Т.Куну (29), основой научных революций в его трактовке данного понятия), то оказывается, что их число растет со временем не по экспоненциальному, а лишь по линейному закону. Другими словами, история науки как когнитивной дисциплины характеризуется постоянным темпом роста, несмотря на то, что в качестве предприятия, производящего некую продукцию (productive enterprise), наука демонстрирует экспоненциальное развитие.

Этому феномену, который наглядно прослеживается на фактическом материале, есть и фундаментальное объяснение, ибо он полностью согласуется с положением, выдвинутым еще Ж.Руссо в его «Общественном договоре» и называемом поэтому «законом Руссо». Согласно последнему, во всякой совокупности однотипных явлений существует элитарная часть, численность которой равна корню квадратному из общей численности совокупности. Сам Руссо говорил об этом применительно к соотношению элиты (правящей) и всего населения страны. Но впоследствии оказалось, что аналогичная картина (во всяком случае, с точностью до одного порядка) наблюдается во многих других сходных ситуациях и подмеченная им закономерность носит общий характер. Например, в США около 1600 вузов, и все они называются университетами; но лишь примерно 40 из них считаются главными, из них выходит три четверти всех докторов наук и подавляющее большинство научных публикаций. Аналогичные подсчеты выполнялись для соотношения крупных городов и общего числа населенных пунктов, для числа «светил» в отдельно взятой профессии и общей численности специалистов, ею занимающихся, и т.п. Косвенным, но убедительным доказательством линейного, а не экспоненциального накопления первоклассных достижений в науке является постоянство числа нобелевских премий и иных престижных наград, присуждаемых из года в год. Если бы важные открытия нарастали в том же ритме, в каком растет, допустим, общее число публикаций, давно бы уже вокруг этих престижных наград сложилась остро конфликтная ситуация. На деле же никаких признаков появления такой ситуации не наблюдается.

Таким образом, при экспоненциальном росте вкладываемых в развитие научно-технического прогресса ресурсов (численности работающих в сфере науки, ассигнований на ИР) результат, если его измерять числом первоклассных открытий и изобретений, меняется линейно. Это позволило Н.Решеру определить производственную функцию науки в следующем виде: F=K.logR, где R или лучше R(t) есть суммарный объем ресурсов, затраченных на научно-техническую деятельность за время t, прошедшее от некоторого момента, принятого за начало координат; F или F(t) – мера суммарного числа первоклассных результатов, а K – постоянный коэффициент, величина которого зависит от конкретного содержания переменной R. Из данного соотношения следует, что для того, чтобы поддерживать скорость изменения постоянной во времени (dF/dt = const), необходимо наращивать R так, чтобы R = 10^kt, т.е. по экспоненте.

Решер назвал полученное им соотношение «законом логарифмической отдачи» (The law of logarithmic returns), который, по его мнению, «отражает перманентную и общую структурную ситуацию в научном производстве и может использоваться для оценки этой ситуации не только в пределах, ограниченных периодом экспоненциального роста научных усилий, но и вне этих пределов. Он показывает, что экспоненциальное увеличение параметров, характеризующих научные усилия (людских и материальных ресурсов), можно рассматривать как вынужденное следствие стремления поддержать на приблизительно постоянном уровне темп научного прогресса» (18, с.92). Собственно говоря, ситуация, которая описывается законом Решера, давно уже обсуждалась многими учеными. Вполне четко ее охарактеризовал еще Макс Планк, утверждавший, что с каждым новым шагом вперед в науке трудности возрастают, к достижениям ученых предъявляются все более высокие требования и все более необходимым становится рациональное разделение труда. Заслуга Решера состоит в том, что он перевел такого рода качественные и отчасти эмоциональные оценки на язык простой и удобной формулы, достаточно хорошо согласующейся с объективными данными статистики.

Теперь, имея четко выраженную производственную функцию науки, мы способны ответить и на второй из поставленных выше вопросов: как долго может сохраняться состояние резкого роста затрат на ИР и такого же взрывного увеличения числа публикаций и прочих рядовых результатов научной деятельности? В общей форме ответ очевиден – такая ситуация возможна тогда и длится столь долго, когда и как долго общество может и стремится (осознанно или не  совсем) поддерживать на постоянном уровне достигнутый темп научно-технического прогресса. Тут нужно иметь в виду, что, хотя решающую роль в развитии науки играют первоклассные, как мы их выше называли, открытия, они не могут появиться в отрыве от общего объема результатов научно-технической деятельности, а только как определенная часть этого объема, включающего результаты всех категорий качества – от рутинных до первоклассных. Общий объем результатов можно представить себе как некоторую пирамиду, а уровни качества – как плоскости, параллельные ее основанию. Первоклассные открытия составят верхний слой пирамидального объема, отсеченный высшим уровнем качества. У каждого иного слоя свои функции в обслуживании научно-технического прогресса, и все слои по-своему важны и необходимы. Мы не можем произвольно разделить такую структуру на части и направить ресурсы на какой-то выбранный нами уровень, вырастает все та же пирамида с тем же соотношением слоев.

И относительно общего объема ресурсов, выделяемых обществом, тоже следует сделать существенную оговорку. Речь ведь идет не об отдельном акционерном или научном обществе, распределяющем свой бюджет, а об обществе в философском смысле термина, т.е. как минимум о крупной стране, а вернее о совокупности стран или даже обо всем мире. На таком уровне итоговый результат складывается из множества частных решений, принимаемых бесконечным рядом действующих субъектов – от международных организаций и национальных правительств до отдельных предпринимателей, ученых, благотворительных фондов и меценатов. И каждое решение определяется влиянием конкретных обстоятельств – политических, экономических, социальных, вплоть до личных. Так что весь этот процесс нельзя считать сознательно и планомерно управляемым. В конечном счете он управляется объективными закономерностями общественного развития, хотя осознанное, целевое начало проявляется здесь, вероятно, в большей степени, чем в историческом процессе в целом.

На современном этапе развития общества существует и обостряется противоречие между его потребностями в научно-техническом прогрессе и возможностями этот прогресс обеспечивать. Рост потребностей связан укрупнено с двумя обстоятельствами. Первое – это превращение научно-технического потенциала в решающий фактор развития, экономического благосостояния и социально благополучия отдельных стран и целых регионов. По своему значению на сегодня превосходит такие ранее господствовавшие факторы, как размеры территории, народонаселение, богатство недр, благоприятный климат и т.п. В ведущих государствах мира передовая техника и технология буквально пронизывают все стороны жизнедеятельности людей – от космических экспедиций до повседневного быта. Сохранение и дальнейшее повышение уровня жизни, увеличение ее продолжительности постоянно требуют новых научно-технических достижений, непосредственно зависят от них.

Второе. Масштабы хозяйственной деятельности человека настолько возросли, что их воздействие на окружающую среду стало сопоставимо с воздействием природных факторов. Тоже самое можно сказать и о военном, ядерном, химическом и бактериологическом потенциале. Резко обозначились экологические проблемы, грозящие перерасти в глобальный экологический кризис. Разрешение конфликта между человечеством и средой его обитания возможно только с помощью науки, путем коренного преобразования технологий промышленного и сельскохозяйственного производства, превращения его из силы, катастрофически разрушающей биосферу планеты, в часть этой биосферы, гармонически сочетающуюся с остальными ее элементами. Задача неотложная и также требующая дальнейшего развития науки и техники.

В то же время, чем дальше общество движется по пути научно-технического прогресса, тем сложнее становится и потому дороже обходится каждый новый шаг на этом пути. По «закону логарифмической отдачи» даже поддержание достигнутого темпа требует непрерывного наращивания усилий. А если мы захотим увеличить темп, допустим, в два или три раза, то усилий (ресурсов) надо затратить соответственно в сто или в тысячу раз больше. Однако ресурсы, которые могут израсходовать на ИР отдельная фирма, корпорация, отрасль, страна, наконец, или объединение стран, не безграничны. Фирма или корпорация выделяют на науку определенную долю своих доходов, и доля эта для данной отрасли и на данный момент времени является величиной практически постоянной. Она обычно измеряется в процентах от годового объема сбыта продукции. Например, для американской промышленности, выпускающей вычислительную технику, норма расходов на ИР в середине 80-х годов составляла около 8% от объема продаж, для предприятий, выпускающих полупроводниковые приборы и интегральные схемы, –12, для фармацевтической промышленности – 8, станкостроения – 3, бумажной индустрии – 1, сталелитейной – 0,5% (21, с7). Каждое конкретное предприятие может, конечно, отклоняться от среднего для отрасли показателя, но не очень сильно и не слишком долго. Норма отражает практически сложившийся на данный период здоровый экономический баланс ресурсов, так что значительные отклонения от него чреваты крахом.

Чтобы нарастить (в абсолютных величинах) средства, расходуемые на ИР, корпорация должна расширить свои рынки сбыта внутри страны и за рубежом. Но емкость мирового рынка того или иного вида продукции в каждый конкретный момент времени ограничена, и он может «прокормить» лишь определенное число фирм.

Корпорация или отрасль может получить дополнительные средства на ИР не только от расширения рынков сбыта, но и от государства в виде прямых или косвенных дотаций. Однако и на этом уровне работает примерно такой же, как в отрасли, механизм балансирования расходов, на сей раз государственных. Государство может выделить на науку лишь определенный процент своих расходов. Повторим, что указанный процент, как и в отрасли, не является каким-то юридически закрепленным нормативом, а устанавливается как конечный объективный результат множества процессов, происходящих в современном обществе, и отражает уровень его социально-экономического, технического, культурного развития. Такого рода показатели меняются медленно, если общество стабильно и если не происходит каких-то очень крупных экстраординарных событий вроде войны.

Посмотрим же конкретно как, в каких объемах, и какие виды ИР финансируются в современных развитых государствах. Естественно, что все страны мы охватить не можем, да в этом и нет необходимости, поскольку основные характеристики современной ПНТР определяются сравнительно узким кругом передовых развитых стран. В качестве примера таких стран возьмем США, Германию и Японию, представляющих три ведущих региона мира – Северную Америку, Западную Европу и Восточную Азию.

2.1.1. Финансирование науки в США

Затраты частного сектора на науку регулируются самими фирмами и учитываются регулярной статистикой. Поскольку с затратами на ИР часто связаны разного рода налоговые льготы, к отчетности перед государственными органами по этой статье фирмы относятся очень ответственно, информация, которую они представляют полна и достоверна. На государственном уровне в Соединенных Штатах единого бюджета науки нет, как нет и министерства науки. Каждое ведомство, будь то министерство, агентство, фонд и т.д., защищает свой бюджет в Конгрессе самостоятельно, в том числе и по статьям, касающимся ИР.

Координацией ИР занимаются межведомственный Совет при президенте, а также советник президента по науке; Главное административно-бюджетное управление Конгресса, которое иногда (не всегда) сводит ассигнования разных ведомств в подобие бюджета науки; общественная организация «Американская Ассоциация содействия развитию науки», которая после того как Конгресс заканчивает бюджетный процесс, издает брошюру, в которой стремится свести и кратко прокомментировать статьи, связанные с ИР. Однако в общем и целом координация ИР в масштабе всего правительства до сих пор остается в США не до конца решенной проблемой. Такая ситуация в принципе соответствует духу американцев, которые с колониальных времен и борьбы за независимость против королевской власти Великобритании избегают четко централизованных структур, предпочитая мириться с потенциальным дублированием и считают, что определенная степень децентрализации создает  конкурентную среду со всеми ее преимуществами. В Конгрессе много раз поднимался вопрос о создании единого министерства науки, но всякий раз никакого решения так и не принималось. Очевидно, что существующая система устраивает американское правительство и не мешает ему успешно решать задачу финансовой поддержки науки, достаточной для сохранения роли мирового лидера в данной области.

Если проследить динамику процесса финансирования науки США за последние 50 с небольшим лет, с момента появления регулярного учета и издания упоминавшихся выше «Индикаторов науки и техники», то можно отметить два основных момента.

1. Общие затраты США на ИР за этот период в текущих ценах непрерывно возрастали, временами очень быстро, временами медленно, но неуклонно. Если учитывать инфляцию и проследить тот же процесс в постоянных ценах, например 1996 г., то картина принципиально не меняется, хотя в конце 60-х и начале 70-х годов, а также в начале 90-х наблюдались незначительные спады, обусловленные общими экономическими условиями (в том числе во время нефтяных «шоков»). За рассматриваемый период общие расходы увеличились в постоянных ценах с 36805 млн. долл. до 249678 млн., т.е. выросли более чем в 9 раз (в текущих ценах с 5160 до 276185, т.е. в 53,5 раза). Особенно интенсивный рост наблюдался во второй половине 90-х годов. С 1994 по 2000 г. среднее ежегодное увеличение этих расходов достигло 5,8% с учетом инфляции. Правда, в первые годы XXI в., отчасти в связи со сменой демократического правительства на республиканское, но в основном из-за замедления экономического роста, темп снизился (в 2001 г. по отношению к 2000 г. увеличение составило 1%, а в 2001–2002 гг. оно лишь компенсировало инфляцию). Основные категории расходов США на науку в XXI в. представлены в табл.5.

Таблица 5

ВВП и расходы на науку в США

2000-2007 гг., млрд. долл.

* – по курсу паритета валют;

** – по обменному курсу.

Источник: 22, т. II, гл. IV, с. А4-24, А4-32; 37, т. II, с. А4-4, табл. 3-4.

2. За период после 1953 г. поменялись роли федерального правительства и частного капитала в качестве источников средств на ИР. В начале периода доля федерального правительства в общих объемах финансирования составляла приблизительно 54%, тогда как промышленность финансировала 44%. Затем, до 1964 г. доля правительства увеличивалась и в указанном году достигла максимума – 66,7% общих расходов страны на ИР. Доля промышленности в это время соответственно падала. Но с 1964 г. начался перелом. К 1979 г. доли правительства и промышленности практически сравнялись, а в последующие годы «размежевание» шло в направлении, противоположному тому, что имело место в начале десятилетия. К концу века доля правительства сократилась до 25,1% (2000 г.). Лишь в самом конце столетия в связи с ухудшением состояния экономики промышленность несколько сократила свои расходы на ИР, но это было компенсировано увеличением правительственных ассигнований в связи с развертыванием антитеррористических мероприятий. В 2002 г. доля правительства составила 28,3%. Говоря о долях, следует учитывать, что сокращение доли государственных ассигнований на науку США в общенациональных расходах на ИР отнюдь не означало уменьшения их абсолютных объемов. Напротив, 90-е годы были периодом быстрого увеличения правительственного финансирования науки. Правительство Клинтона видело в этом основу экономического роста и улучшения благосостояния страны, сохранения и наращивания ее конкурентоспособности на рынках мира. Да и сменившее демократов республиканское правительство мало отличалось от своих предшественников в этом плане. В итоге с 1987 по 2000 г. (в текущих ценах) правительственные траты выросли с 58,5 млрд. до 66,4 млрд. долл. Начало нынешнего века отмечено широким движением среди промышленников и политиков, ставящим своей целью укрепление подвергающейся эрозии конкурентоспособности США на мировой арене.

Как распределяются государственные ассигнования по исполнителям (секторам) ИР, по видам исследований и основным направлениям работ? Наиболее удобной формой представления этих данных является табличная, которая и использована ниже с некоторыми комментариями там, где это необходимо.

Таблица 6

Распределение государственных ассигнований

по исполнителям ИР, млн. долл.

^* По данным 37, т. II, с. А4-5

Примечание: Общая сумма для 2003 г. отличается от таковой в табл. 5, так как данные расходов правительств штатов и местных властей в их статистике не разделены по исполнителям и в данной табл. не учтены.

Источник: 22, гл. IV, с.10, 26, 30, 32; 37, т. II, с.А4-5, таб. 4-3.

Таблица 7

Распределение государственных ассигнований по видам ИР

Источник: 22, т. II, гл. IV, с.А4-16, А4-24, А4-32; 37, т. II, гл. IV, с. А4-11, А4-24, А4-32.

Если сравнивать данные этой таблицы с общими расходами США на каждый из видов исследований (например, в 2002 г.), то оказывается, что федеральное правительство обеспечивает (учитывая финансируемые правительством центры ИР – ФФИРЦ) значительно больше половины всех расходов на фундаментальную науку – 69% (без учета ФФИРЦ – 59%), 15,8% расходов на прикладные ИР и 9% стоимости разработок. На втором месте по затратам на фундаментальную науку находится промышленность, а по финансированию прикладной науки и разработок она лидирует (соответственно 17,3; 61,5 и 81,4%). Замыкают тройку основных финансирующих науку организаций университеты и колледжи (13,7; 4 и 0,4% соответственно). Небольшую долю финансирования осуществляют бесприбыльные организации, не являющиеся учебными заведениями (8,9; 2,9 и 0,6%).

Следует напомнить, что речь идет о финансировании, а не об освоении средств, исполнении ИР. Главным исполнителем фундаментальных ИР являются как раз те, кто выделяет на них денег меньше других, – университеты и колледжи. Они осваивают 53,8% национальных расходов на фундаментальную науку, 12,4 – на прикладную, и лишь 0,8% средств, затрачиваемых на разработки. Естественно, что основным исполнителем прикладных исследований и разработок является промышленность (65 и 89%). Но и в фундаментальных ИР она сегодня играет видную роль (15,6%). Правительство (с учетом ФФИРЦ) исполняет 18,4% фундаментальных ИР в денежном выражении (без ФФИРЦ – 9,3%); 15,9% прикладных (12,5%) и 9,1% разработок (6,9%) (22, гл. IV, с.10).

Далее необходимо показать распределение государственных ассигнований по основным направлениям исследований, и станет окончательно ясно, куда, кому и зачем они поступают.

Прежде всего нужно выделить два целевых (недисциплинарных) направления – военные и гражданские ИР. Объем военных ИР, как доля общих национальных затрат, за последние полвека довольно сильно колебался в зависимости от уровня напряженности в мире. В период «холодной войны» он превышал 50%, затем по мере разрядки напряженности уменьшался, а по окончании «холодной войны» к 2000 г. сократился до 13,5%. После 11 сентября 2001 г. его доля вновь стала расти, но не очень резко.

Иначе обстояло и обстоит дело в расходах федерального бюджета. Здесь доля военных исследований всегда превышала долю гражданских. Лишь в 1980 г. они практически сравнялись, но потом опять разошлись, затем стали вновь сближаться и в 2001 г. были близки к паритету (военные – 45,7 млрд. долл., а гражданские – 41 млрд. долл.). Террористический акт 11 сентября изменил тенденцию к сближению на противоположную. Война в Ираке также повлияла в незначительной степени (не на военные расходы вообще, а на расходы на ИР военного направления), так что к 2004 г. эти направления вновь заметно разошлись (66,8 млрд. долл. на военные ИР и 51,2 млрд. долл. – на гражданские). По сравнению с 2001 г. расходы на военные ИР выросли на 46,2%, а на гражданские – всего на 24,7% (22, гл. IV, с.25). В абсолютных цифрах и те и другие росли постоянно от года к году.

Подавляющая часть бюджетных ассигнований (более 95%) приходится на семь ведомств, бюджеты ИР которых превышают 1 млрд. долл. Это министерства обороны, здравоохранения, энергетики, сельского хозяйства и торговли, Национальное агентство по аэронавтике и космическим исследованиям, а также Национальный научный фонд. Министерство торговли входит в число финансирующих ИР ведомств, так как ему подчинен Национальный институт стандартов, который за послевоенные десятилетия вырос в крупный научный центр, тесно связанный с промышленностью и ведущий работы широкого технического профиля, выходящие далеко за рамки стандартизации и контроля за мерами и весами. Соответственно, он был переименован в Национальный институт стандартов и технологии – НИСТ, но по-прежнему остается в ведении торгового ведомства, поскольку в структуре американского правительства более подходящего просто нет (нет ни Министерства промышленности, ни Министерства науки). Когда в 1988 г. Конгресс США принял Акт о торговле и конкурентоспособности, то именно НИСТ, в составе которого уже было сформировано Управление технологии, руководителем которого был один из заместителей министра, была поручена реализация значительной части конкретных мероприятий, предусмотренных Актом. Цель этих мероприятий – помощь американской промышленности в повышении ее конкурентоспособности на мировом рынке. Сегодня НИСТ ведет несколько программ, помогающих в основном малым и средним фирмам США осваивать и использовать новейшие виды технологий и оборудования для создания инноваций и выхода с новинками на рынок. Таким образом, НИСТ является одним из важных звеньев инновационной государственной политики.

В заключение представляется целесообразным отметить, что денежное финансирование – это не единственный путь поддержки науки и инноваций, который используется федеральным правительством США. Таких путей много, они разнообразны и их исследование является самостоятельной крупной темой, выходящей далеко за рамки настоящей работы. Здесь можно назвать два наиболее масштабных и интенсивно используемых сегодня каналов помощи, которые можно рассматривать как эквивалентные финансированию с точки зрения развития инновационной экономики. Во-первых, это опека малого и среднего бизнеса, который, по заявлению Национальной комиссии по занятости и малому бизнесу обеспечивает в США почти половину рабочих мест в частном секторе и 50% национального внутреннего продукта (23, с.11). Во-вторых, это снятие ограничений на кооперацию в сфере ИР между фирмами и между частными и государственными предприятиями, а также целый ряд мер, повышающих заинтересованность субъектов ИР в патентовании и продаже лицензий на изделия и технологии, созданные на государственные деньги. «Когда мы вступали в 80-е годы, – говорил на одном из слушаний в Конгрессе президент Института промышленной технологии в штате Мичиган, – то со всех точек зрения финансируемые государством ИР в наших национальных лабораториях выглядели как пленник, застрявший в непроходимой чаще законов и постановлений, относящихся к проблеме интеллектуальной собственности, кооперации в научной сфере, лицензирования и участия ученых в процессе коммерциализации…». Сегодня все препоны устранены, и это тоже своего рода эквивалент увеличения финансовой помощи государства.