2.3. Влияние общественности на научно-техническую

политику и развитие науки

В предыдущем, «социологическом» разделе общественность выступает как пассивный партнер социологических служб и организаций. Респондентов спрашивают, они отвечают, состав вопросов, круг опрашиваемых, их демографические характеристики и количественный состав, т.е. все параметры исследований находятся в руках организаторов обследований, а результаты не носят обязательного характера ни для властей, определяющих научную политику и финансирование науки, ни для научного сообщества, их можно учитывать, а можно и проигнорировать. Но в конце прошлого столетия и особенно в первом десятилетии XXI века, и в этом состоит одна из важных характерных особенностей современной ПНТР, общественность, широкие слои населения пассивной ролью не ограничиваются, а создают и используют эффективные рычаги воздействия на развитие науки и техники. Объяснением такого рода активности являются два основных момента. Во-первых, в ходе научно-технического прогресса взаимоотношения науки и каждого гражданина, претерпели качественное изменение. Сравнительно недавно обычный средний гражданин лишь довольно индифферентно воспринимал результаты прогресса и, как все, в принципе одобрял развитие науки. К тому же у него всегда был выбор, он мог воспользоваться тем или иным техническим достижением, а мог и пренебречь им. Если он не пожелал, к примеру иметь холодильник или стиральную машину, то это означало лишь, что он упустил возможность облегчить свой домашний труд, обществу в целом это никаких неудобств не создавало.

Однако в последние десятилетия развитие глобализации, информационных технологий и прочие научно-технические достижения настолько меняют общество, что никакого выбора индивидууму не оставляют, захватывают его в свой поток. Если он не пользуется современными технологиями, например, Интернетом или телевизором, то результат не сводится к лишним трудозатратам, он резко сокращает возможности такого гражданина в деловой сфере, в исследовательской работе, в образовании, трудоустройстве, знакомстве с достижениями культуры и искусства, развлечениях и других аспектах повседневной жизни. Иной раз даже жизненно важная для него информация оказывается недоступной. Неспособность или нежелание использовать достижения прогресса может серьезно затруднить индивидууму общение с согражданами, резко сузить сферу его общения с внешним миром и возможности пользоваться другими доступными благами.

Есть и другой аспект взаимоотношений науки с обществом. Мы имеем в виду реальные и потенциальные негативные последствия научно-технического прогресса. Они тоже затрагивают всех и каждого. Речь идет о воздействии новых технологий на окружающую среду, о связанных с ними рисках, о таких проблемных со многих точек зрения направлениях науки, как клонирование живых организмов, использование эмбриональных стволовых слеток в медицине, генная инженерия, нонатехнология. Достаточно указать на то, что успехи генетики несут с собою прямые угрозы конкретным людям. Если раскрыта генетическая наследственность, и там не все благополучно, человека могут не взять на ту или иную работу, отказать ему в страховании жизни, даже в вопросах брака и семьи могут возникнуть трагичные проблемы. Значительная часть населения в какой-то мере побаивается научного прогресса. Его сходство с двуликим римским богом Янусом широко известно, многие научно-технические достижения двулики – с одной стороны приносят блага, а с другой -потенциальную опасность. Примеров тому более чем достаточно, от атомной энергии и до пестицидов. Поэтому, поддерживая и одобряя науку в целом, многие респонденты проявляют серьезную озабоченность. Например, в одном из обследований, проводившемся вирджинским университетом, когда подавляющее большинство поддержало науку, 61% респондентов (следовательно, и часть тех, кто одобрял научные исследования и положительно оценивал их результаты) признали, что «сегодня исследователи не уделяют достаточного внимания моральным ценностям обществ», а 59% в 2002 г. и 51% в 2004 г. считали, что «научные исследования создают для общества столько же проблем, сколько они их решают». В том же обследовании выяснилось, что в США, Ю. Корее, Малайзии более половины (56%) опрошенных полагают, что «мы слишком сильно зависим от науки и недостаточно полагаемся на веру». Правда, в Европе и в России такое утверждение поддержали значительно меньшее число респондентов. Кроме того, треть американцев и россиян, а в других странах еще больше, до половины респондентов, ощущают, что «наука изменяет нашу жизнь чересчур быстро».

На таком фоне события типа эпидемии «коровьего бешенства» в Великобритании и ее ошибочной оценкой учеными вызывают очень резкую реакцию в обществе. В конце 1995 г. в Великобритании свирепствовала эпизоотия губчатого энцефалита (обиходное название – «коровье бешенство»). В то же время два молодых человека заболели болезнью Крейтцфельда-Якоба (БКЯ).Этот диагноз был подтвержден после их смерти. Ряд особенностей и изменений мозга, обнаруженных при вскрытии дали специалистам основание предположить, что между болезнью коров и этими случаями существовала определенная связь. Ранее медики были уверены, что коровье бешенство человеку не передается. После этих событий началось углубленное изучение возможностей такой передачи, и в марте 1996 г. министр здравоохранения страны публично признал связь между заболеванием животных и новым вариантом БКЯ, погубившим молодых людей. Переносчиками болезни оказались так называемые «прионы» – особый класс белковых частиц, вызывающих тяжелые заболеваний нервной системы у человека и ряда высших животных. Первый случай смерти быка от коровьего бешенства был зарегистрирован в Великобритании в 1985 г., а в 1991 г. регистрировалось свыше 3000 зараженных голов скота в месяц. Случаи болезни имели место не только в Великобритании, но и в ряде других стран Западной Европы – во Франции, Ирландии, Германии, Польше. Последствия были очень тяжелыми: в Британии, Франции и Ирландии болели люди, в первой из этих стран умерло более 50 человек. Из продажи во всех странах ЕС, в США изымали и уничтожали тысячи наименований товаров, в которые при изготовлении могли попасть частицы костей больных животных, содержащие прионы: желатин, суповые и фруктовые концентраты, соусы, колбасные и кондитерские изделия, йогурты. Население ряда стран было в панике. Кого было винить? В первую очередь – медиков, ученых, не выявивших опасность вовремя и не предотвративших потери. Доверие к науке было в какой-то мере подорвано.

Чрезвычайно осторожно, а зачастую и негативно реагирует общественность и на генетическую модификацию продуктов питания, а, допустим, клонированию человека подавляющее большинство всех цивилизованных стран говорит решительное «нет», и президент США налагает вето на закон, разрешающий использовать бюджетные средства на использование эмбриональных стволовых клеток в медицинских исследованиях. Все это при том, что ученые утверждают: модифицированные с помощью генной технологии продукты совершенно безопасны, а упомянутые стволовые клетки способны резко продвинуть лечение таких недугов, как болезнь Паркинсона или Альцгеймера, а то и вовсе от них избавиться.

В силу перечисленных выше обстоятельств важной характерной особенностью современной парадигмы научно-технического развития является несравнимо более высокая активность общественности, чем это было в предыдущие годы. Эта активность проявляется в создании множества разных общественных организаций и групп контроля буквально над каждым шагом научно-технической политики, начиная с ее разработки и кончая мониторингом результатов внедрения тех или иных намеченных мероприятий. Прежде всего надо назвать движение «зеленых», в 70-е годы прошлого века оформившееся во многих странах в политические партии и давно активнейшим образом, часто даже с нарушением правопорядка, борющихся против нанесения какого-либо ущерба окружающей среде. Корни этого движения уходят в середину прошлого века. Потрясенная примерами разрушительной силы ядерного оружия (Хиросима и Нагасаки) общественность пробудилась к активной деятельности, началось формирование организаций и партий, выступающих за запрещение ядерного оружия, за охрану окружающей среды. В 1971 г. в Канаде была создана международная общественная природоохранная организация «Гринпис», в странах Европы и Америки создавались партии «зеленых», они участвовали в парламентских выборах, в ряде европейских стран (ФРГ, Чехия, Финляндия, Украина и др.) входили или входят сегодня в правительственные коалиции. Под давлением общественности во всех развитых странах появились государственные органы (министерства, агентства и т.п.), отвечающие за состояние экологии. Дополнительный мощный импульс общественные организации и движения получили в 1986 г., когда 26 апреля разразилась чернобыльская катастрофа. Мирный атом продемонстрировал свою разрушительную силу. Взрыв реактора, произошедший в результате ошибок при проведении эксперимента, оказался в 100 раз мощнее атомных бомб, использованных США против Японии в конце Второй мировой войны, выброс радиоактивности составил, по разным оценкам, от 20 до 250 млн. кюри. Реактор закрыли саркофагом, причем в ходе аварийных работ десятки тысяч людей получили большие дозы облучения, от лучевой болезни в последующие годы погибли до 4 тыс. человек, и, по оценкам медиков, число это может вырасти до 8 тыс. В 1997 г. Россия, ЕС, Украина и Европейский банк реконструкции профинансировали строительство второй защитной оболочки, которая должна обеспечить безопасность разрушенного реактора на срок до 100 лет (саркофаг, строившийся в спешке, получился недостаточно надежным и может выйти из строя лет через 20-30).

Движение «зеленых» продолжает шириться, охватывая все новые страны. Российская экологическая партия «Зеленые» зарегистрирована министерством юстиции в сентябре 2002 г. Она входит в основанную в 1993 г. Европейскую федерацию «зеленых», членами которой являются 33 партии из 30 стран Европы. Задача Федерации – обеспечить связь между членами «зеленых» партий с одной стороны и «зелеными» министрами и парламентариями с другой, координировать европейскую экологическую политику, поддерживать малые «зеленые» партии, усиливая тем самым экологическое политическое движение в Европе в целом (32). Аналогичная федерация функционирует в Северной Америке.

«Глобальные зеленые» в конце 2007 г. провели на острове Бали в Индонезии свой конгресс, где утвердили декларацию «Время принимать обязательства». В декларации поднято много актуальных проблем, но особое внимание уделяется изменениям глобального климата. Основываясь на ключевых принципах и механизмах Рамочной конвенции ООН об изменении климата и положениях Киотского протокола, «зеленые» в довольно категоричной форме требуют перехода к экологически чистым технологиям, сокращения выбросов парниковых газов к 2015 г. до уровня естественной способности окружающей среды поглощать эти выбросы. Лидирующая роль в борьбе с изменением климата должна принадлежать промышленно развитым странам, которые в первую очередь и ответственны за загрязнение атмосферы. «Глобальные зеленые» уверены в реальности построения общества с экономикой, при которой уровень выбросов диоксида углерода будет низким или даже равен нулю, причем развитие такого общества будет сочетаться с повышением уровня жизни людей (33).

Наибольшую озабоченность и требовательность общественность проявляет в Западной Европе, в США и на Востоке обстановка в этом плане гораздо спокойнее. В ходе дискуссий о том или ином проекте и об его влиянии на окружающую среду на один из первых планов выдвинулся «принцип упреждения» (ПУ). Смысл его состоит в том, чтобы заранее, на стадии проработки проекта, направления исследований, разработки политических решений оценить степень рисков от возможных результатов перечисленных шагов и либо согласиться с такого уровня риском, либо отказаться от планируемых мероприятий, сочтя этот уровень неприемлемым. Хотя смысл принципа очевиден, его четкого определения в ходе дискуссий, продолжающихся уже несколько лет, пока не выработано. Во всех официальных документах, где ПУ фигурирует, а таковых набралось уже много, в том числе Декларация ООН, Директива ЕС, национальные документы вплоть до конституции Франции (34, с.307) формулировки расплывчаты, юристы толкуют его по-разному, одни считают неким общим принципом, другие определенным подходом к проблемам, третьи – политической декларацией и т.п. Дать строгую формулировку действительно трудно, поскольку ПУ неразрывно связан с вероятностными характеристиками, а следовательно, и с неопределенностью. Но ситуация эта открывает широкое поле для дискуссий и различных толкований.

Особенно явно эта разноголосица проявляется в вопросе об использовании генетически модифицированных зерновых культур. Так, на уровне Европейского Союза они не запрещены, хотя порядок их выращивания и использования жестко регламентирован. Но на национальных уровнях царит разнобой: где-то запрещают, где-то разрешают одни культуры, но не разрешают другие, где-то наоборот, некоторые регионы объявляют себя свободными от ГМ продуктов, Австрия вообще хотела бы быть свободной от них страной. Во второй половине 90-х годов там проходили острые дискуссии по данной проблеме, в ходе которых постоянно фигурировал ПУ. Под давлением общественных организаций австрийское правительство, активно поддержанное прессой, применило этот принцип в качестве основания для отказа от использования ГМ продуктов питания, несмотря на то, что в других странах и на европейском уровне некоторые модифицированные сорта растений (в частности, ГМ кукурузы) были одобрены компетентными органами. ПУ стал интегральной частью австрийской сельскохозяйственной политики, и ни одна ГМ культура в этой стране никогда не выращивалась, по крайней мере легально. Но в это же время правительство широко поддерживало исследования в области применения новых биотехнологий, в том числе в растениеводстве.

Позиция Австрии всегда состояла в том, что сельское хозяйство следует рассматривать как единый комплекс, учитывая его решающее влияние на окружающую среду. Большие правительственные субсидии предоставлялись органическому земледелию, которое охватывало значительную часть ферм и рассматривалось как важная статья экспорта, как средство сохранения оптимальной структуры села и как основа экотуризма.

Промышленности и науке пришлось приспосабливаться к этой позиции. Они фактически ограничили развитие сектора биотехнологии медицинскими приложениями.

К началу XXI века споры по проблеме ГМ продуктов в Австрии утихли. Правительство прислушивалось к мнению общественных организаций, а общественность выбрала «будущее страны, свободное от ГМ сортов». Представители промышленности и науки с этим смирились. Что касается ПУ, то, по мнению одного из ведущих австрийских социологов, У.Бека (U.Beck), он применим в самых разных ситуациях, в том числе для изучения эрозии традиционных отношений между наукой и обществом. Согласно У.Беку (U.Beck), ПУ свидетельствует о том, что «невинность научно-технического прогресса все больше становится проблематичной» (35, с. 278). Популярность ПУ отражает требования общественности обеспечить более надежное предотвращение всякого рода связанных с научно-техническим прогрессом рисков. Этот принцип свидетельствует о растущем скептицизме по отношению к науке и к приоритетности ее мнения по проблемам риска при принятии политических решений. ПУ также стимулирует новые нестандартные методы управления, поскольку выводы экспертов ставятся под сомнение, принимается во внимание наличие неопределенности в оценках, признается важность побочных, непредвиденных последствий и необходимость учитывать не только научные, но и другие доводы, слышать мнения людей, не имеющих к науке отношения.

Таким образом, ПУ можно рассматривать как фактор размывания границ между наукой и политикой (знанием и ценностями), которые (границы) прежде были неприкосновенными. Процесс размывания характеризуется утратой четких различий между такими категориями, как факты и ценности, знания и интересы, природа и общество, жизнь и смерть, которые признавались совершенно естественными в эпоху индустриальной модернизации. Отношение к этому принципу у основных субъектов научно-технической политики разное.

Ученые и чиновники министерства науки и министерства торговли предпочитают всецело полагаться на науку. Представители министерства здравоохранения, Федерального агентства по окружающей среде и министерства сельского хозяйства стремятся учитывать политические и экономические аспекты. Представители общественных организаций, социал-демократической партии и зеленые придают основное значение нормативным сторонам проблемы.

Что касается оценки рисков, то исследований, направленных на разработку соответствующих методик в Австрии практически не проводится. Ее правительственная стратегия отрабатывается на практике применительно к конкретным случаям. Она не совпадает полностью ни со стратегиями других европейских стран, ни с официальными рекомендациями, разработанными на уровне Европейского союза.

Поскольку оценка риска всегда базируется на математическом аппарате теории вероятности, в ее результатах неизбежно присутствует некоторая степень неопределенности, а целью экспертов, выполняющих такую оценку, является снижение этой неопределенности, повышение надежности результата, поскольку цена ошибки может оказаться очень высокой. Это очень сложная задача, так как здесь задействовано множество самых разны факторов, причем некоторые из них могут быть неизвестны экспертам или известны лишь приблизительно, и влияние не всех факторов поддается количественной оценке.

В австрийской стратегии основными являются два характерных момента. Во-первых, официальные лица, занимающиеся этим вопросом, постоянно стремятся повысить точность итоговых данных за счет учета влияния как можно большего числа параметров, определяющих уровень риска. В результате широкого интегрального подхода к решению проблемы процедура оценки настолько усложняется, что «принимать решение становится трудно, если только вообще возможно» (35, с.281). В основном это связано со стремлением учесть социоэкономичские факторы. Прямо пропорционально усложнению процедур растет необходимое для их выполнения время, решения затягиваются.

Второй узловой момент – это достаточно четкое разделение функций ученых и политиков. Роль первых ограничивается советами, а решения принимают вторые. Таким образом, австрийская стратегия «...освобождает науку от бремени политической ответственности» (там же). Это позволяет четко отделить научные оценки от этических, ценностных аспектов, обеспечивая тем самым науке свободу от политических влияний, независимость ее выводов и оценок. По сути дела, оценки рисков и управление рисками разделены. Решения об использовании ПУ принимают политики.

Приняв в 2003 г. полуофициальную декларацию, Австрия четко отказалась от разработки и использования ГМ сортов, по крайней мере на ближайшее будущее. Такая позиция отражает сложившийся в стране консенсус по данному вопросу, единство мнений политиков, общественных организаций и производителей сельскохозяйственной продукции, которые могли гарантировать отсутствие в своих товарах ГМ компонентов, а это сегодня дает преимущество в конкурентной борьбе.

Очевидный способ гарантированного обеспечения производства экологически чистой, свободной от ГМ сортов продукции – создание территорий, свободных от ГМ сортов. Парламент Австрии предложил объявить всю страну такой территорией. Идея была подхвачена и широко популяризирована средствами массовой информации. Ее обсуждение привело к беспрецедентному согласию между австрийским правительством и оппозицией в борьбе за экологически чистое сельское хозяйство. Но эта позиция расходилась с установками ЕС, которые не разрешали национальным законам запрещать использование ГМ продукции.

Тем не менее несколько регионов Австрии подготовили законопроекты, направленные на создание свободных от ГМ сортов территорий. Сначала эти проекты носили форму политических деклараций, однако в 2003 г. в двух областях – Верхней Австрии на севере и в Каринтии на юге – были приняты соответствующие законы.

Европейская комиссия отменила решение Верхней Австрии, но Каринтия смогла согласовать с ЕС свой «закон о ПУ». Закон запретил использование ГМ сортов в специально защищенных, «экологически чувствительных» областях, таких, как охраняемые природные территории и альпийские регионы. Закон также требовал, чтобы фермеры, желающие выращивать ГМ сорта, получали на это специальное разрешение властей. В качестве особого условия оговаривалось минимальное безопасное расстояние между посадками ГМ и не-ГМ сортов, чтобы предотвратить перенос генов, поскольку размер полей в Каринтии небольшой.

Закон Каринтии создал в Европе прецедент удачных политико-административных переговоров по поводу правил сосуществования модифицированных и немодифицированных культур. Однако проблемы остаются, например, по вопросу определения размеров областей, свободных от ГМ сортов или по поводу способа контроля за соблюдением закона.

Не столь гладко, как в Австрии решались вопросы о ГМ продуктах в других странах Западной Европы, в США и Канаде. Перипетии борьбы вокруг данной проблемы повсюду были приблизительно одинаковы, поэтому мы покажем лишь один типичный пример – сагу о ГМ и ПУ во Франции.

Впервые о ПУ в этой стране заговорили в связи с обострением проблем окружающей среды. В 1995 г. он появился во французском законодательстве с формулировкой, практически идентичной Декларации 1992 г. конференции в Рио-де-Жанейро, проходившей под эгидой ООН. Вскоре после 1995 г. споры вокруг ПУ резко обострились из-за случаев переливания инфицированной СПИДом крови и скандала, связанного с «коровьим бешенством». В этом контексте возникла проблема использования ГМП. В истории обсуждения этой проблемы выделяются три основных этапа.

1997-1999 гг. ПУ появляется на политической и законодательной арене. В 1997 г. французское правительство не разрешило культивацию нескольких сортов ГМ кукурузы, несмотря на то, что консультативный комитет (Комиссия по биомолекулярной генетике) одобрил эти культуры. Это был первый случай, когда правительство не согласилось с мнением научных консультантов. Председатель Комиссии даже подал по этому случаю в отставку. Правительство (правое), принимая свое решение, мотивировало его ПУ. Следующее, теперь уже левое, правительство приняло противоположное решение и опять-таки ссылалось на ПУ. Кроме того, было несколько судебных процессов по вопросам применимости ГМ продукции (ГМП) и вновь ПУ толковался разными сторонами по-разному. Вокруг этого принципа развернулась широкая и острая дискуссия, в которой принимали участие юристы и ученые различных специальностей – биологи, социологи, экономисты, философы. Одним из центральных спорных моментов был вопрос о применении ПУ на практике, в ходе научной экспертизы и выработки регулирующих решений, когда это связано с той или иной степенью риска. В основном обсуждались три вопроса. 1. Как определить уровень и характер неопределенности, требующей регулирующего вмешательства? Предлагались разные шкалы измерения последнего – от усиления исследовательских работ до полного запрета определенного вида деятельности. 2. Как обеспечить учет мнения общественности при подготовке решений? 3. Как формализовать сопоставление потенциальных выгод и риска негативных последствий? Во всех дискуссиях фигурировал ПУ, его же правительство использовало при обсуждении проблемы ГМП на уровне ЕС. Была создана специальная группа экспертов для разработки определения термина ПУ, но окончательных результатов достигнуто не было. На этом, первом, этапе был задействован сравнительно небольшой круг заинтересованных субъектов – неправительственных организаций, экспертных научных комитетов, политиков, биотехнологических фирм.

2000-2002 гг. В обсуждения включилась Конфедерация крестьян (Confédération Paysanne), и центр тяжести дебатов сместился от методик оценки рисков и научной экспертизы к более широким политическим проблемам, таким как коммерческое использование ГМП, полевые испытания, регулирование инновационных процессов, ориентация научных исследований и т. п. Начались судебные разбирательства в связи с полевыми испытаниями ГМ культур, в ходе которых обе стороны мотивировали свои позиции, используя ПУ. В 2002 г. была организована широкая общественная дискуссия, появился специальный доклад, подробно обсуждавший все аспекты производства и использования ГМП. Доклад был разработан президентами четырех консультативных правительственных комиссий – по вопросам продуктов питания, по оценке технологий, по биоэтике и по проблемам устойчивого развития. Рекомендации доклада не были реализованы вследствие смены правительства, но его материалы широко использовались как сторонниками, так и противниками ГМП.

2003-2005 гг. Дискуссия вышла за пределы центральных органов и охватила департаменты с их органами власти. Часть последних стремилась запретить использование ГМП на своих территориях. Центральные власти оспаривали подобные попытки в суде и поначалу выигрывали процессы на том основании, что такого рода вопросы относятся к их компетенции. В то же время идея участия местных властей в решении вопросов, касающихся происходящего на их территориях, встретила определенное понимание и в общественных сферах, и в правительстве. Второй характерный для данного этапа момент -обострение споров внутри научного сообщества, вызванное предложением президента Ширака (2003) ввести ПУ во французскую конституцию. Академия наук выступила резко против, тогда как сеть неправительственных организаций, общественность и ряд ученых эту инициативу активно поддерживали. Закон, регулирующий проблему ГМП, был подготовлен к середине 2005 г., но принятие его задерживалось из-за разногласий между министерством охраны окружающей среды и министерством сельского хозяйства о степени участия в решении вопросов производства ГМП мэров коммун и широкой общественности. Согласно предварительному докладу парламента полевые испытания ГМ культур допустимы при соблюдении трех базовых принципов: осторожность, минимально необходимые масштабы эксперимента и открытость, прозрачность.

В итоге событий, происходивших в ходе трех отмеченных этапов, ПУ вышел далеко за пределы научной экспертизы. Оценка рисков охватила гораздо более широкий круг проблем, чем это было до 1996 г., и в их решении стали принимать участие множество субъектов, ранее не имевших к таким проблемам никакого отношения.

Все это сопровождалось административно-организационными переменами и принципиальными изменениями во взаимоотношениях правительственной администрации с общественностью. До 1998 г. единственным экспертным органом, занимавшимся оценкой связанных с ГМП рисков, была Комиссия по биомолекулярной генетике (Commission du Génie Biomoléculaire – CGB). К 1999 г. были созданы еще два органа: Агентство по безопасности продуктов питания (Food Safety Agency – AFSSA) и Комитет по биологической бдительности (Biovigilance Committee). Последний должен осуществлять мониторинг долгосрочных последствий использования ГМ. Активности он не проявлял, поскольку коммерческого производства ГМ зерновых во Франции почти не было, хотя культивация 12 видов ГМ кукурузы была в 1997-1998 гг. разрешена.

Ответственность за оценку риска здоровью людей и животных, связанного с потреблением ГМП и/или продуктов, имеющих ГМ компоненты в своем составе, была передана AFSSA. Агентство дополняло работу CGB, но не подменяло последнюю. Оно практически полностью независимо от правительства, тогда как часть членов CGB являются одновременно чиновниками администрации. Создание AFSSA четко отделило функцию оценки рисков на базе научных знаний от функции управления рисками, осуществляемого чиновниками и учитывающего не только научные, но и все другие аспекты проблемы. Главный девиз AFSSA – «независимость», его статус, определяемый специальными правилами и процедурами, ее обеспечивал. Кроме того, деятельность Агентства и его экспертных комитетов гораздо прозрачнее, чем работа CGB. Члены комитетов назначаются на основе открытого конкурса, а все заключения публикуются на собственном сайте в Интернете немедленно после их готовности.

CGB как часть министерства сельского хозяйства тоже сделала ряд шагов в сторону ограничения своей деятельности оценкой научных сторон рассматриваемых вопросов и значительно расширила свои ранее практически односложные заключения. Правительство в целом, со своей стороны, стало отделять данные научной экспертизы от своих решений. С 2003 г. сообщения о разрешении проведения полевых испытаний ГМ растений публикуются на правительственном сайте, причем указывается, что, помимо рекомендаций CGB, учтены результаты консультаций с общественными организациями и с заинтересованными мэрами, а также данные инспекции предполагаемого места испытаний. На этом же сайте публикуется и текст рекомендаций CGB, причем за две недели до принятия правительственного решения. В течение этого времени любой гражданин может высказать свое мнение в Интернете. Правда, решения о коммерческом производстве той или иной культуры принимаются не столь открыто и публикуются со значительным опозданием, зачастую лишь под нажимом неправительственных организаций. Но эти недостатки не меняют сути дела. Главное то, что «...научная экспертиза, используемая при разработке правительственных решений, получила больше автономии. Теперь она имеет свои собственные основные принципы (компетентность, независимость и прозрачность), собственные процедуры и собственные специальные учреждения. Правила проведения экспертизы и рассмотрения ее результатов кодифицированы в официальном стандарте, и все члены научных комитетов обязаны объявить о получении данного документа» (34, с.306). Времена, когда решение CGB было фактически решением правительства, окончились. Изменился даже состав этого органа. Теперь в нем не доминируют специалисты в области молекулярной биологии, появились представители других областей науки, а один из назначенных членов является известным ревностным противником использования ГМП. Дискуссии внутри CGB приобрели невиданную прежде остроту, и внутренние расхождения временами выплескиваются наружу с помощью средств массовой информации. Зачастую расходятся и оценки, которые дают CGB и AFSSA, и единство мнений достигается далеко не всегда, причем публикуются в равной мере мнения большинства и меньшинства.

Описанная ситуация вызывает немало нареканий. Многие специалисты считают, что подобная разноголосица является источником путаницы в умах и может подорвать доверие к решениям, принимаемым правительством. Для того чтобы упорядочить дело и исключить дублирование рассмотрения вопросов разными научными комитетами, в парламентском докладе по проблеме генетически модифицированных организмов, опубликованном в 2005 г., было предложено создать единый «вертикальный» комитет, в котором были бы объединены оценки всех стадий процесса: лабораторных, тепличных (в случае ГМ растений), полевых испытаний, коммерческого использования и долгосрочного мониторинга. Это предложение все еще не реализовано. Побочным результатом дискуссий стало включение ПУ во французскую конституцию.

В заключение раздела приведем еще один пример авторитетности и влиятельности общественности, на сей раз в Соединенных Штатах Америки. В 2005-2006 гг. в США был опубликован доклад бесприбыльной организации «Наука в интересах общества». В течение года она обследовала состав консультативных комитетов и экспертных групп АН США, работающих с правительственными органами. Выяснилось, что у каждого пятого эксперта присутствует так называемый «конфликт интересов», то есть во время обследования или в недавнем прошлом он имел финансовые связи с фирмами, которые были заинтересованы в исходе обсуждения в правительстве вопросов по профилю консультативного органа, где состоял данный эксперт. В докладе не ставилась под сомнение объективность рекомендаций, исходивших от упомянутого органа, но наличие «конфликта интересов» считается в таких случаях недопустимым. Подобную работу провела и общественная группа «Граждане». Были проверены 221 заседание 16-ти консультативных комитетов, и оказалось, что в 73% хотя бы один член комитета «конфликтом интересов» обладал. Правительство вынуждено было пересмотреть порядок формирования консультативных органов, ограничить число представителей из промышленных кругов, установить обязательность сбалансированности состава (промышленность, академия, общественность) и широкого отражения разных взглядов на обсуждаемую проблему. Что же касается «конфликта интересов», то любой эксперт или консультант не должны иметь финансовых связей с заинтересованными фирмами в течение не менее пяти последних лет.

Последний и ранее приводившиеся примеры позволяют сделать бесспорный вывод: новой характерной особенностью современной парадигмы научно-технического развития является широкое и активное участие общественности в лице ее различных организаций в формировании решений по важным и зачастую спорным вопросам развития научных исследований. Можно говорить об определенной степени общественного контроля за наукой. К сожалению, в этом принципе вполне положительном явлении есть и негативная сторона. Научные проблемы начинают переплетаться с политикой, могут становиться объектом политических спекуляций. Потенциально такая опасность существует.