К вопросу становления новой государственной
научной структуры с правами самоуправления
Мировое научное сообщество на распутье. Перед учеными возникла дилемма: сохранить верность концепции академической свободы или примкнуть к академическому предпринимательству, которое приобрело международный характер. Академическая наука в последние десятилетия становится во всевозрастающей степени предпринимательской, научная и техническая политика направляется на укрепление связи между академической деятельностью и индустрией. Университеты и отдельные ученые во всем мире все больше вовлекаются в предпринимательскую деятельность, поэтому воздействие этих изменений на нормы поведения научного сообщества представляет возрастающий интерес. В частности, растут опасения, что эта тенденция может подорвать практику свободного доступа к источникам научной информации, которая поддерживает научный прогресс.
Предпринимательство внутри научного сообщества – это реальная угроза не концепции академической свободы, а ныне существующему профессиональному статусу ученых и преподавателей. Возникает вопрос: каким образом независимо от концепций сохранить самое ценное в научной деятельности – свободу научных исследований как субъектную реальность – основу научного развития.
Постановка проблемы исследования вынуждает нас обратиться к истории науки, которая, надеемся, откроет нам занавес к современным государственным научным структурам с правами самоуправления.
Сообщество ученых, чтобы сохранить себя в качестве устойчивого социального формирования, должно социально воспроизводиться. Этому процессу способствует то обстоятельство, что любая сфера человеческой деятельности в современном обществе связана с наукой, доступ к которой возможен только через систему образования. Роль высшей школы, научно-педагогический персонал которой полностью входит в сообщество ученых, возрастает в социальной жизни общества потому, что она готовит многочисленные научные кадры и тем самым усиливает политическое влияние сообщества ученых в любой стране, развитой в научном отношении. Теперь оно способно к более жесткой организации, осознанию собственных интересов и к активной их защите.
Таким образом, принципы, которыми руководствуются ученые в своей научной деятельности, оказываются системой профессиональной этики, выполняющих для ученых, по терминологии Р.К. Мертона, функцию этоса (11). «Понятие этоса науки, – пишет он, – относится к эмоционально воспринимаемому комплексу правил, предписаний, обычаев, мнений, ценностей и представлений, довлеющих над учеными… Будучи социальным кодом, этос поддерживается чувствами его носителей» (12). Нравственные нормы становятся важнейшими принципами научного этоса в том случае, если они социально закреплены и становятся институциональными ценностями науки, которые определяют взаимоотношения между учеными. Мертон выделяет четыре типа основных норм, лежащих в основе этоса науки «универсализм, всеобщность, безучастность и организованный скептицизм» (13).
Универсализм науки выражает объективность научного знания. Результаты исследовательской работы не могут зависеть от социального положения ученого и его личных качеств, они должны оцениваться на основе их научной значимости и находиться в соответствии с ранее достигнутыми знаниями.
Всеобщность – это принцип, обусловленный характером научного труда и предполагающий обязательную гласность научного открытия, исключающий монополизацию знания.
Безучастность ученого к результатам своих исследований – это «институционализированная норма, вытекающая из общественного характера науки и проверяемости знания» (14). То, что Мертон и социологи, придерживающиеся его терминологии, называют «безучастностью», в действительности следует понимать как научную деятельность, осуществляемую не ради личной карьеры, а ради познания истины. Стремление получить новое знание исключает заинтересованность ученого в приобретении каких-либо личных выгод, кроме признания своих коллег.
Организованный скептицизм – норма поведения, суть которой, по Мертону, состоит в том, что сообщество ученых диктует своим членам критическое отношение к любым результатам исследования, в том числе и собственным.
За соблюдение этих норм сообщество ученых, как сложившаяся социальная группа, вознаграждает своих членов. Они получают в различной форме признание сообщества: апоним, академические звания, почетные награды и т.д.
Нормы этоса науки послужили основой формирования концепции «академической свободы», процесс утверждения которой происходил в течение более чем столетней эволюции форм организации науки. Основой концепции академической свободы является полная автономия ученых в своей деятельности: свобода преподавания, свобода обучения и свобода научных исследований. Концепция получила свое завершение в творческих работах и деятельности крупнейшего теоретика образования в Германии Вильгельма фон Гумбольдта, филолога, философа, языковеда и государственного деятеля. Став в 1809 г. прусским министром просвещения, он основал Берлинский университет.
«Государство никогда не должно, – считал В. Гумбольдт, – требовать от университета ничего такого, что непосредственно служило бы его целям, оно должно исходить из убеждения, что университет, решая свои собственные задачи, тем самым будет служить и целям государства, причем наилучшим образом» (15). Университеты нуждаются в автономии не ради нее самой, а ради эффективного выполнения ими главной функции – распространения и приращения знания.
Именно в этот период, в начале XIX в., в Германии прочно утвердилась концепция «академической свободы», первый принцип которой – «свобода преподавания» – приобрел определенный правовой статус: деятельность профессорско-преподавательского состава оплачивалась государством, преподавателям разрешалось выполнять свои профессиональные обязанности вне государственной бюрократической структуры, которой были подчинены другие гражданские служащие. «Свобода преподавания» давала университетским ученым возможность самостоятельно определять содержание своих курсов и включать в них результаты своих исследований без одобрения вышестоящих органов.
Идеи В. Гумбольдта о высшем образовании и попытка реализовать их на практике не были восприняты в Германии повсеместно и безоговорочно.
С самого начала они породили сильную оппозицию. Но в конечном итоге именно получивший общественное признание идеал автономного университета, ориентирующегося исключительно на создание и передачу знания, стал одним из важнейших факторов прогресса науки в Германии второй половины XIX в.
Идеи В. Гумбольдта о высшем образовании и приращении научного знания, и особенно результаты его деятельности в качестве министра просвещения, предоставление профессорско-преподавательскому составу полной автономии оказали мощный интеллектуальный импульс развитию науки в Германии, выдающиеся достижения которой проявились в начале ХХ в. В это время, как известно, Германия располагала крупнейшими научными центрами. В Гёттингене сложился один из самых передовых в мире центров математики и физики. Здесь работали всемирно известные ученые. В Берлине сформировался организационный центр науки страны: Германское физическое общество, Прусская академия наук и многие другие общенациональные учреждения, а также университет, в котором в конце XIX – начале ХХ в. преподавали крупнейшие ученые. В Мюнхенском университете сформировалась сильнейшая школа, воспитавшая целое поколение физиков-теоретиков, получивших мировую известность.
Вскоре после прихода фашистов к власти был издан (7 апреля 1933 г.) закон о гражданской службе, практическое осуществление которого привело к уничтожению научных школ и традиций в стране. По данным исследователя А.Д. Бейерчена (США), «институты, внесшие большой вклад в физику и математику в веймарский период, были в значительной мере уничтожены к концу первого года нацистского правления... Ничего не осталось от борновского Института теоретической физики. Три из четырех профессоров математики и почти все молодые преподаватели покинули Гёттинген (5). Сравнивая данные, приводимые различными авторами, А. Бейерчен пришел к выводу, что в 1933 г. около 14 % преподавателей высшей школы в Германии были уволены. В естественных науках эта цифра составляла 18 %, в том числе в физике – 26, в математике – 20 %. «Естественно, – отмечал А. Бейерчен, – количественная мера ущерба, нанесенного политикой увольнений, – это только часть информации. Цифра «26 %» не показывает, имеется ли в виду лучшая или худшая четверть немецких физиков... Если считать Нобелевскую премию мерой качества, те, кто покинул свои посты в Германии, на самом деле были учеными очень высокого ранга» (6). Среди них было 20 нобелевских лауреатов, в том числе девять получили эту премию до своего смещения. Большинство ученых-эмигрантов обосновались в других странах Западной Европы, а с началом Второй мировой войны – преимущественно в США. «Ученые, потерянные Германией, стали приобретением для ее противников» (7).
Каков вывод из нашего анализа? Концепция «академической свободы» сравнительно легко вписалась в систему общественных отношений раздробленной Германии (в начале XIX в. ее олицетворяла Пруссия). Она нуждалась в национальном единстве, политических и административных реформах (как нынешняя Россия). В. Гумбольдт это понимал и признавал. Он не ставил под сомнение роль университета в административных преобразованиях. Если что он и ставил под сомнение и чему решительно сопротивлялся, так это концепции преднамеренного и прямого использования университета в качестве инструмента для реализации политических или социальных целей, какими бы величественными сами по себе они ни были. В этих условиях Гумбольдт активно защищал автономию образовательных учреждений: университет, утверждал он, есть прибежище интеллекта, а не носитель религиозных, политических или военных амбиций.
Концепция «академической свободы» получила признание общества, потому что Германия того времени не располагала бюрократическими организационно-управленческими структурами науки. Тогда как в современной России бюрократические традиции являются труднопреодолимыми барьерами на пути развития и науки, и образования.
Концепция «академической свободы» органично связана с субъектной реальностью – свободой научных исследований. Без этой реальности наука прекратит свое существование. Прогресс капитализации академической науки начался сразу же после Второй мировой войны, когда многие ученые были втянуты в политику. Большинство ученых тогда восприняли этот факт как начало катастрофы научной деятельности. Концепция «академической свободы» как субъектная реальность может трансформироваться и проявляться в академическом предпринимательстве или, что весьма важно, в мощных государственных научно-творческих структурах.
Предпринимательский аспект в деятельности ученых оценивается сегодня неоднозначно в работах различных авторов. Ряд исследований показывает, что произошедший сдвиг от фундаментальных исследований в сторону прикладных, обеспечивающих возможность патентования и лицензирования получаемых результатов, приводит к значительному росту числа научных публикаций. Кроме того, польза от тесного сотрудничества между университетом и промышленностью может выражаться в том, что, например, часть средств, полученных исследователем от коммерциализации своих разработок, может направляться на модернизацию научного оборудования или оплату работы ассистентов. Еще одним позитивным следствием предпринимательской деятельности ученых может служить повышение качества образования, его актуализация в соответствии с текущими тенденциями развития экономик. Другие исследователи испытывают меньший энтузиазм и указывают на такие негативные тенденции, как рост затрат студентов на получение образования.
Спустя 30–50 лет академическое предпринимательство и академический капитализм в истории науки будут рассматриваться как забавные эпизоды.
После распада СССР рухнула прежде всего вся система государственного управления, новая создавалась хаотично и безграмотно на обломках прежней, советской. Ныне существующая система управления научно-технической деятельностью сформировалась в 1990-е годы. В 1991 г. ликвидирован Государственный Комитет по науке и технике (ГКНТ) СССР. В ноябре 1991 г. основано Министерство науки и технической политики. Через две недели после его создания оно было реорганизовано в Министерство науки, образования и технической политики. В апреле 1992 г. указом Президента РФ был создан Российский фонд фундаментальных исследований (РФФИ) по образу и подобию Национального научного фонда (ННФ) США. Позже, в марте 1995 г., возник еще один консультативно-совещательный орган при президенте РФ – Совет по научно-технической политике.
Прежде всего следует отметить деятельность Министерства науки и технической политики, оно неоднократно меняло свое название, последнее его наименование – Министерство образования и науки (Минобрнауки). Для первоначального названия было использовано в качестве модели управления ведомство с архаичной структурой. Откровенно говоря, выбора не было. Здесь необходимо сделать небольшое отступление, чтобы проследить аффектированный процесс восприятия ведомства, взятого в качестве модели управления наукой и образованием. Оказалось не так все просто. Человек, как правило, всегда находится в плену социально-психологических представлений, чувственно-наглядных образов его окружающего мира. Чтобы верно, адекватно оценить сложившуюся ситуацию, ему нужно привлечь интеллект и делать это постоянно.
Рассмотрим «наше» ведомство конкретно. Государственные органы ведомственного типа с жестким контролем и строгой отчетностью в системе управления впервые были сформированы в 30-е годы прошлого столетия, когда население страны было сплошь безграмотно.
Предстоял этап индустриализации всей страны. Под лозунгом «Кадры решают всё» на рабфаках вузов началась массовая подготовка специалистов по определенным профессиям. Вчерашние крестьяне обучались на промышленных предприятиях, становились квалифицированными рабочими. Физические лица, имевшие достаточное образование, направлялись на стажировку в зарубежные страны (в основном в Германию и США). На строительство машиностроительных предприятий и автозаводов приглашались иностранные специалисты. В таких тяжелейших условиях специалисты были сосредоточены в наркоматах, комитетах (ведомства того времени). Основным содержанием деятельности этих учреждений были жесткий контроль и строгая отчетность о проделанной работе подведомственных предприятий и организаций. В тот исторический период такие методы и формы работы государственных органов управления были оправданы: образно говоря, специалисты, на которых был большой спрос, были руководителями, а полуграмотные рабочие – исполнителями. Такое распределение кадровых функций продолжалось вплоть до Второй мировой войны включительно.
Восстановление разрушенного во время войны хозяйства сопровождалось бурным развитием науки и техники. Напомню три исторических события: Решения ХХ съезда КПСС, осудившие культ личности Сталина (1956), запуск первого спутника Земли (1957) и первый полет человека (Юрия Гагарина) в космос (1961).
В течение почти полувека ведомственные методы и формы (жесткий контроль и строгая отчетность) в системах управления обрели ореол непогрешимости во всех случаях жизни. Они стали традицией. С ростом научного знания с ними происходит метаморфоза, коренные изменения, превращение в факторы не созидания, а разрушения. Министерства и комитеты государственного управления трансформируются в ведомства с архаичными традициями. Посмотрим, как это конкретно происходило. Для этого совершим небольшой экскурс на передовые рубежи современной науки.
Сегодня в науке, будь то фундаментальные или прикладные исследования, основную роль играет узкая специализация со своими специфическими теоретической и экспериментальной базами. Например, физика, которая подразделяется на теоретическую и экспериментальную, имеет множество подразделов: физика элементарных частиц, физика твердого тела, гидравлика, пневматика, оптика, физика атмосферы и т.д. В естественных науках в целом можно насчитать сотни специализаций, и каждый год добавляются новые. Возможности конкретного ученого или лаборатории среднего масштаба не безграничны, и для того чтобы работать на переднем крае науки, добывать новые знания, необходимо концентрировать усилия на узком участке. Специализация достигла такого уровня, что исследователи, работающие в одном институте, но в разных лабораториях, с трудом понимают научные проблемы своих коллег. Узкая специализация научных исследований принесла человечеству громадную пользу: ученым удалось проникнуть в глубь мироздания, познать многие законы развития природы и общества. И самое главное, она вывела ученых, прежде всего естествоиспытателей, на уровень единой атомарной материи. Ученые теперь вынуждены осваивать несколько специальностей. Используя методы исследования смежных дисциплин, они способны конструировать, создавать новые материалы с заданными свойствами. Количественный рост знаний переходит в качественный. Метод анализа уступает методу синтеза. Ученый становится созидателем и естествоиспытателем.
В то же время наряду с узкой специализацией имеется целый ряд предметно ориентированных областей, которые не поддаются дроблению, а, напротив, требуют обобщения отдельных дисциплин и междисциплинарного подхода. Примером такого рода областей может служить Земля как планета со всеми ее атрибутами, флорой, фауной, недрами, связями с космосом и т.д. Причина появления междисциплинарных исследований та же, что обусловливает узкую специализацию наук, – это углубление понимания происходящих в соответствующих областях процессов по мере освоения молекулярного и атомного уровней материи, на которых нет ни физики, ни химии, ни биологии, есть единая атомарная материя (2).
Каким же образом такой впечатляющий количественный и качественный рост научного знания сказался на взаимоотношениях науки и власти, ученых и чиновников Минобрнауки. Взаимоотношения сформировались парадоксальные. Отчеты научных организаций обрели сложный, не доступный уму чиновника, непостижимый характер. А сам факт существования Минобрнауки является олицетворением абсурда. Об этом свидетельствует очередной факт: в адрес проекта Государственной программы «Развитие науки и технологии» было сделано множество толковых замечаний. Приведем только одно из них. Этого вполне достаточно. «Мы обескуражены! – заявил председатель Комитета Госдумы по науке и наукоемким технологиям Валерий Черешнев. – Мы собрали предложения заинтересованных сторон, передали их в Минобрнауки, нам было обещано, что все замечания будут учтены, но ничего не произошло. Получается, что опять обсуждается какой-то “полупроект”, сырец программы – и это за неделю до представления в правительство». Валерий Черешнев предложил считать 2013 г. периодом апробации программы (3). Дурные традиции продолжаются. Констатация скандальных фактов о деятельности предшественника нынешнего министра Минобрнауки, Дмитрия Ливанова, содержится в статье (1). Пора, не испытывая судьбу, прекратить подобные эксперименты.
Минобрнауки РФ в целом и каждый его сотрудник в отдельности не могут профессионально выполнять свои служебные обязанности – решать поставленные перед ними задачи. Для этого необходимо обладать научным способом мышления, обрести который можно только в результате ежедневной исследовательской работы. Достичь такого способа чиновники не в состоянии. Ученые, перешедшие на административную работу в Минобрнауки, утрачивают его (научное мышление). Бывший адепт науки приобретает иное мышление – административно-бюрократическое. Все его дипломы о научных степенях и званиях трансформируются в свидетельства о прошлой его деятельности. Они неспособны сохранить его прежнее мышление. Такова психологическая особенность научного труда. Единственный способ сохранить научное мышление – это работа в качестве исследователя по совместительству в каком-либо научном учреждении. Сочетать административную и научную работу очень трудно, а иногда и невозможно.
Поэтому целесообразно передать управление научной деятельностью самим ученым, активно работающим в научно-исследовательских учреждениях. Другими словами, необходимо предоставить ученым полную автономию в сфере научной деятельности. Это их стихия, не поддающаяся регулирующему воздействию общества. Осуществить эту мечту российского научного сообщества не так уж сложно. Надо создать государственную научную структуру с правами самоуправления. В данный исторический момент непреодолимым барьером на пути достижения партнерства между наукой и властью служит бюрократическое мировоззрение – основа интеллектуального менталитета политической элиты России.
Для нашего дальнейшего анализа очень важен краткий экскурс в историю Академии. Начнем с афоризма «исследование не завершено, если результаты его не опубликованы». Кому он принадлежит, никто не знает. Я полагаю, что автором афоризма может быть С.И. Вавилов, президент АН СССР (1945–1951), фактически создавший в короткий срок издательско-полиграфический комбинат для издания научной литературы.
Как это было? В начале 1945 г., до или после Дня Победы над фашистской Германией (источником не располагаю, сообщаю о факте по памяти), «вождь всех времен и народов» позвонил С.И. Вавилову и предложил ему возглавить Академию, закончив предложение словами: «…или Вы, или Отто Юльевич Шмидт – выбирайте». Звонок для С.И. Вавилова был неожиданным. Представьте его психологическое состояние в тот момент: брат его, Николай Иванович, всемирно известный ученый (биолог, ботаник), был репрессирован (в 1943 г. погиб от дистрофии). Вавилова подтолкнула к правильному решению озабоченность состоянием Академии: быть ей или не быть. Объем результатов незавершенных исследований, только потому, что они не опубликованы, приобрел угрожающие масштабы. Руководство Академии осознавало, что приблизительно через пять–шесть лет исследовательская работа будет парализована. Чем закончился разговор С.И. Вавилова по телефону с диктатором тоталитарного режима того времени можно судить по фактам: он стал президентом Академии, получил карт-бланш на финансирование любых экспериментов и поддержку властных структур.
Необходимо отметить, что проект, направленный на создание издательско-полиграфического комбината для издания научной литературы, находился под жестким контролем президента академии. Он неоднократно бывал в главном здании проекта, получившим название «Издательство АН СССР», занимал кабинет главного редактора и проводил производственные совещания*.
Формирование издательства в течение пяти лет следует оценить как подвиг: через десять лет оно стало крупнейшим в мире издательством научной литературы. Издательство явилось мощным фактором стремительного научно-технического развития страны. Об этом свидетельствуют следующие данные. В 1940 г. количество научных институтов в Академии наук составляло 150, а численность научных сотрудников – 4 тыс. человек. В 1998 г. показатели для преемника АН СССР – Российской академии наук были следующие: численность ученых-исследователей – 62 тыс. человек, количество научных учреждений – 448.
С 1945 по 1970 г. общая численность научных работников, включая профессорско-преподавательский персонал высшей школы, возросла в СССР округленно со 130 тыс. до 950 тыс. человек; в 1980–1985 гг. она составила 1,4 и 1,5 млн. человек (4).
В настоящий момент издание научной литературы исключено из бюджетного финансирования. Это сокрушительный удар, направленный не только против академического сектора науки, но и против системы научных исследований в целом. Такое решение следует квалифицировать как служебное преступление, подлежащее уголовной ответственности.
В советские времена функция руководства фундаментальной наукой была возложена на Академию наук СССР. Это произошло незаметно. Становление академической науки во всех союзных республиках все заинтересованные юридические и физические лица, имевшие непосредственное отношение к научной деятельности, и само руководство Академии наук СССР, восприняли как естественный процесс. Академия взяла на себя подготовку научных кадров для будущих институтов в академиях национальных республик и координацию научных исследований в этих институтах.
За годы советской власти, сегодня это может показаться странным, АН СССР обрела богатейший опыт проведения фундаментальных исследований и передала его в качестве своеобразного генофонда Российской академии наук. Кроме того, она передала в наследство РАН неоценимый экспертный потенциал.
Все высокопоставленные чиновники во властных структурах сегодняшнего дня должны уяснить для себя: РАН – центр фундаментальной (академической) науки и в таком качестве является основой исследовательской системы в стране. До тех пор пока РАН существует, объективно сохраняется на базе фундаментальных исследований возможность возрождения и развития системы в целом, в настоящий момент основательно разрушенной.
Наука – слишком серьезная сфера деятельности, чтобы ее развитие доверить какому-нибудь ведомству из ныне действующих в России. В составе Администрации президента РФ отдельного структурного звена, управления, которое специально занималось бы проблемами науки как единственной своей задачей, нет. Тогда как потребность в таком административном подразделении, и весьма острая, имеется. Об этом мы неоднократно заявляли в печати. Главное назначение этой службы заключается в том, что научную политику должен определять президент страны, а не правительство в лице Минобрнауки и Минфина РФ. Для этого нужно преобразовать ныне действующий Совет по науке и образованию при Президенте РФ, придав ему вместо консультативных властные, исполнительные функции и соответствующую ему же структуру по управлению и финансированию научно-образовательного потенциала. В связи с этим необходимо уточнить название Совета. Наиболее подходящим будет следующее название: Административно-научный совет (далее – АН Совет) Президента РФ по науке и образованию. Он будет гармонично сочетать административную и творческую функции и в этом сочетании обретет гигантское преимущество в системе управления и наукой, и образованием.
Приблизительная структура АН Совета:
– управление по научной и технической политике (разработка ее стратегических направлений);
– управление научно-технологического развития (разработка перспективных государственных программ);
– управление по развитию научно-образовательного потенциала (разработка и методологическая реализация концепции междисциплинарного образования);
– федеральный координационный центр по подготовке государственных исследовательских программ;
– специальный отдел подготовки экспертных рекомендаций по научно-техническим аспектам внутренней и внешней политики для президента и правительственных ведомств;
– президентский комитет по науке и образованию, функцией которого является принятие окончательных решений по всем завершенным исследовательским проектам и программам АН Совета.
Кто должен и может быть специальным помощником президента Российской Федерации по науке и образованию? В США таким помощником, как правило, является ученый ранга лауреата Нобелевской премии. Это не случайно. Политик и ученый обладают разными интеллектуальными менталитетами. Тандем – президент и специальный помощник – одной ментальности представляет большую опасность для развития науки. Сообщество ученых США рассматривает должность специального помощника президента в качестве ключевой, президент назначает на нее крупного ученого. Сообщество этого права добилось. Специальный помощник служит гарантом динамичной и эффективной научной политики, потому что является главой государственной научной структуры с правами самоуправления. Поэтому нам целесообразно рассмотреть некоторые эпизоды «становления», этапы утверждения должности специального помощника президента США по науке и технике. Чтобы учредить эту должность, Ванневар Буш предложил создать научно-консультативную службу президента. Будучи директором Управления научных исследований и разработок, В. Буш фактически стал первым помощником президента США Ф. Рузвельта по научно-техническим вопросам во время Второй мировой войны. Он был не только талантливым ученым, но и сверх меры талантливым организатором научных исследований, на редкость глобально мыслящим человеком. Об этом свидетельствует вся его деятельность. Приведем (этого будет достаточно) только два факта.
Когда исход Второй мировой войны уже определился, поражение Германии и Японии стало вопросом времени, а послевоенные проблемы – делом ближайшего будущего, 17 ноября 1944 г. президент США Ф. Рузвельт направил В. Бушу письмо, которое стало впоследствии знаменитым. В нем он, в частности, отмечает: «…знания, методы, исследовательский опыт, накопленный Управлением научных исследований и разработок и тысячами ученых в университетах и в частных промышленных компаниях, следует использовать в предстоящее мирное время» (17). Автор письма поставил перед В. Бушем четыре проблемных вопроса, на которые надо было ответить.
Письмо президента Ф. Рузвельта предоставило лидерам сообщества ученых широкие возможности, которыми они воспользовались в полной мере. Для выработки рекомендаций по каждой из четырех проблем, сформулированных в письме Ф. Рузвельта, были созданы четыре специальных комитета. После многочисленных совещаний они представили свои предложения Бушу. Доклад «Бескрайние перспективы науки», подготовленный В. Бушем уже после смерти Ф. Рузвельта и 5 июля 1945 г. направленный его преемнику Г. Трумэну, явился программой научных исследований в стране и стал таковой на десятилетия. Факт подготовки доклада – свидетельство выдающейся роли В. Буша как лидера сообщества ученых США. Он особо подчеркивал (второй факт, характеризующий его как лидера) значимость фундаментальных исследований. В XIX в. ученые США, опираясь в основном на фундаментальные открытия европейских ученых, внесли большой вклад в развитие техники. Теперь ситуация изменилась. «Мы не можем больше рассчитывать на разоренную Европу (войной. – А.К.) как на источник фундаментальных знаний… У страны, зависящей от других в отношении нового фундаментального научного знания, промышленное развитие будет замедленным, а конкурентоспособность в мировой торговле – слабой» (18). Поэтому особого внимания заслуживают центры фундаментальных исследований – университеты и сравнительно немногочисленные государственные научно-исследовательские учреждения.
Несмотря на то что Управление научных исследований и разработок, возглавляемое В. Бушем, добилось больших успехов в мобилизации научной и технической мысли для создания техники военного назначения, в 1946 г. оно было упразднено, а его функции распределены между различными ведомствами федерального правительства. Тем самым была нарушена преемственность в сфере управления наукой. Созданный в 1951 г. по инициативе ученых Научно-консультативный комитет при Управлении оборонной мобилизации бездействовал. И только после запуска советского спутника Земли отношение к комитету резко изменилось.
Американские послы сообщали своему правительству, что 4 октября 1957 г. (день запуска спутника) центр дипломатической и политической жизни переместился из Вашингтона в Москву. В начале ноября 1957 г. английский премьер-министр Гарольд Макмиллан заявил: «Американский народ лишился уверенности в том, что его великая страна способна собственными силами, без помощи союзников, сделать все необходимое для самосохранения... Без каких-либо колебаний и оговорок могу сказать, что это действительно поворотный пункт истории» (10). Президент США Д. Эйзенхауэр вынужден был признать: «Это впечатляющее научное достижение. Величина тяги, необходимая для вывода на орбиту спутника такого веса, явно застала нас врасплох. Нет никакого смысла пытаться преуменьшить это достижение и то предупреждение, которое оно содержит: от нас требуются дополнительные усилия для обеспечения максимального прогресса в ракетной технике и в других научных программах» (9).
В этой обстановке лидерами сообщества ученых США вновь была возрождена идея об учреждении должности специального помощника президента по науке и технике и переводе Научно-консультативного комитета из Управления оборонной мобилизации непосредственно в ведение президента. Ученые подготовили и проект документа, в котором определялся статус помощника и круг его обязанностей. Помощник должен был привлекать ведущих ученых в качестве экспертов, чтобы обеспечить научную и техническую консультацию по всем вопросам, входящим в компетенцию федерального правительства.
В результате учреждения этой должности и перевода Научно-консультативного комитета из Управления оборонной мобилизации непосредственно в аппарат президента был сделан решающий шаг в создании государственного механизма по руководству научной деятельностью. Главным лицом, определяющим научную политику в стране, стал президент с его аппаратом, формирование которого продолжалось в течение ряда лет. Должность помощника по науке была учреждена, минуя Конгресс, лично президентом Эйзенхауэром, поэтому есть все основания назвать аппарат помощника по науке личной научно-консультативной службой президента, которая была упразднена в 1973 г. Р. Никсоном.
Вопрос о статусе специального помощника президента по науке и технике, его взаимоотношениях с Конгрессом, с комиссиями палаты представителей и сената имел принципиальное значение в политической жизни США.
Назначение одного из лидеров научного сообщества специальным помощником президента по науке и технике, предоставление ему широкого круга полномочий, ограждение его от привлечения комитетами и комиссиями Конгресса для расследования и дачи показаний – все это объясняется исключительной политической ситуацией в стране, сложившейся в результате «спутникового шока».
Правление Джонсона характеризовалось двумя особенностями: провозглашением программы создания «великого общества», включая программу «войны с нищетой», с одной стороны, и ведением настоящей войны во Вьетнаме – с другой. Эти две войны оказали влияние на все американское общество и, естественно, на научную политику. Они вызвали сокращение государственных затрат на исследования и разработки, породили столкновения между Белым домом и сообществом ученых и привели к серьезным изменениям в содержании научной политики.
Конфликт между сообществом ученых и президентской властью развивался постепенно. Джонсон понимал, что небольшое количество ведущих научных центров монополизировало научные исследования в стране. Он видел, что большинство помощников президента по науке и членов Президентского научно-консультативного комитета в 1957–1963 гг. были выпускниками Гарвардского университета. 20 ведущих университетов получали половину федеральных субсидий, предназначенных для финансирования научных исследований в вузах. Ученые и инженеры, занимавшиеся прикладными исследованиями и разработками, были недовольны тем, что «фундаментальщики» оттеснили их от государственных финансовых средств. Учитывая это, Джонсон использовал требование периферийных научных центров о «равномерном географическом распределении» федеральных субсидий на науку в политических интересах исполнительной власти и в конце 1965 г. подписал соответствующую директиву.
Под наблюдением Административно-бюджетного управления (АБУ) и Белого дома федеральные ведомства стали перераспределять государственные средства на науку. ННФ разработал программу развития науки, нацеленную на создание «ведущих научных центров» во второстепенных университетах. В 1967 г. Министерство обороны начало осуществлять программу субсидирования научных исследований по военной проблематике в университетах, не обремененных его контрактами. Она была разработана в соответствии с директивой президента о равномерном географическом распределении ассигнований на научные исследования. В соответствии с этой программой, за три года было предоставлено 119 субсидий 78 учебным заведениям в 42 штатах на общую сумму 88 млн долл. В течение трех лет было затрачено 230 млн долл.; в 1971 г. она была закрыта Никсоном.
Результат трехгодичного эксперимента оказался отрицательным: ни одного исследовательского университета не было создано. Почему? Потому что создание таких университетов – процесс многофакторный. Финансировать университет, неподготовленный к исследовательской работе, бессмысленно. Кстати, аналогичная ситуация сложилась и в России: не пора ли программу по созданию исследовательских университетов закрыть, а финансовые средства направить по назначению – на исследования.
Сменивший Л. Джонсона президент Р. Никсон продолжал проводить негативную политику по отношению к научно-консультативному аппарату, в результате которой последовали упразднение ряда постов научных советников в федеральных ведомствах или замена ученых, занимавших в министерствах ответственные должности, людьми, лично преданными президенту. К этому времени четко определились четыре функции помощника президента по науке: личный консультант президента по вопросам науки; председатель Президентского научно-консультативного комитета, заседавшего дважды в месяц; председатель межведомственного Совета по науке и технике; руководитель Управления по науке и технике. В январе 1973 г. Р. Никсон упразднил созданный на основе личных распоряжений его предшественников научно-консультативный аппарат Белого дома, включая ПНКК, УНТ и должность специального помощника президента по науке и технике.
В соответствии с новой системой управления вопросы научно-технической стратегии стали решаться в Совете по внутренним делам, если они касались внутренней научно-технической политики, и в Совете национальной безопасности, если они касались внешней политики. Подготовка научно-технической информации была возложена на ННФ, а его директор стал выполнять функции советника президента по науке. Разработка научной политики стала прерогативой высокопоставленных чиновников Белого дома и Административно-бюджетного управления, а повседневное руководство научно-исследовательскими программами было передано федеральным ведомствам.
Реформы администрации Р. Никсона привели к резкому изменению сложившихся в послевоенный период традиционных взаимоотношений между сообществом американских ученых и государственной властью. Трения между учеными и президентской властью, постоянная реорганизация научно-консультативного аппарата президента отражали стремление исполнительной власти взять под полный контроль научные исследования в стране. Во взаимоотношениях между учеными, правительством и широкой общественностью наступил кризис.
Президент Дж. Форд, придя к власти, положил начало новой системе управления наукой и техникой. Он решил возродить научно-консультативную службу в Белом доме, оформив ее законодательно. С этой целью в Конгресс был направлен законопроект о создании научно-консультативного аппарата Белого дома. В 1976 г. Конгресс принял закон о национальной научной и технической политике, о ее приоритетах и организации государственных органов по ее реализации. В соответствии с этим законом были учреждены Управление по научной и технической политике (УНТП) в аппарате исполнительной власти президента, Федеральный координационный совет по науке и технике, Межведомственная консультативная комиссия по науке и технике и Президентский комитет по науке и технике. В конечном итоге новая структура оказалась более удачной, чем структура при Р. Никсоне. Она способствовала снижению уровня напряженности и конфликтности в отношениях между научным сообществом и администрацией США. Возникли новые (партнерские) взаимоотношения между наукой и властью.
В России ситуация иная. Президент на эту должность назначает не крупного ученого, а высокопоставленного чиновника. В результате складывается тандем одной, административно-бюрократической, ментальности, которая в полной мере проявилась в процессе деградации науки*. Между тем Россия располагает уникальным преимуществом: Российская академия наук имеет наряду с результатами фундаментальных исследований огромный экспертный потенциал, повторим, превосходящий аналогичные потенциалы всех вместе взятых исследовательских университетов России. Президент РАН – идеальная кандидатура на должность специального помощника Президента РФ по науке и образованию (по совместительству). Такое назначение сбалансирует ситуацию в сфере научной деятельности, сделает невозможным проявление в ней негативных пристрастий, окажет положительное воздействие на исследовательскую систему в стране, которая станет более динамичной и эффективной.
Необходимо принять закон о национальной (общероссийской) научной и технической политике, ее приоритетах и об организации государственных органов по ее реализации, включая исполнительный аппарат АН Совета с его структурой. Значимость таких преобразований, если они станут реальностью, трудно переоценить. Это будет прорыв в системе государственного управления.
В «Основах-2011» сформулирована сверхзадача: «Стратегической целью государственной политики в области развития науки и технологий является выход РФ к 2020 г. на мировой уровень исследований и разработок на направлениях, определенных национальными научно-технологическими приоритетами, и освоение в Российской Федерации шестого технологического уклада». Это грандиозная сверхзадача (исследовательский мегапроект), решение которой потребует разработки научно обоснованной программы форсированного формирования многофункциональной технологической инфраструктуры. Кроме Российской академии наук, на наш взгляд, никто такой программы разработать не сможет.
В создании такой инфраструктуры технологического развития в масштабе всей страны Россия отстала от США приблизительно на 30 лет. Соединенные Штаты в 1980–1990-е годы фактически провели инфраструктурную (организационно-управленческую) революцию. Это обстоятельство позволило стране без труда вписаться в парадигму современного научно-технического развития.
Итак, какой вывод напрашивается из нашего анализа? Без предлагаемых нами преобразований Совета по науке и образованию «стратегическая цель государственной политики в области развития науки и технологий», поставленная в «Основах-2011», не будет достигнута, а вся наука, в том числе и научный проект «Сколково», будет обречена на деградацию.
6.5. Вездесущая административно-бюрократическая аура
Сегодня наука в России находится в опасности, которая исходит от всеобщего разрушения научного мышления и, следовательно, научного мировоззрения. Наблюдается активный процесс утверждения в российском обществе административно-бюрократического мировоззрения. Оно стало господствующим. Процесс деградации науки бурно происходил почти целое десятилетие – в период, когда А. Фурсенко был министром Минобрнауки РФ. Его активно поддерживал тогдашний Председатель правительства (В.В. Путин). Их объединял один и тот же менталитет. Но их мировоззрение остается несовместимым с научным мышлением и исследовательской деятельностью. Образовался тандем (однородство мышления) настолько прочный, что в ближайшей перспективе он, очевидно, непреодолим. Такой тандем наносит величайший вред науке и образованию. Здесь нужен небольшой экскурс.
В настоящее время научные знания систематически и целенаправленно применяются для того, чтобы определить, какие новые знания требуются, является ли получение таких знаний целесообразным и что следует предпринять, чтобы обеспечить эффективность их использования. Иными словами, знание применяется для систематических нововведений и новаторства.
В связи с этим возникает актуальная проблема: нужна ли реформа трех академий (РАН, РАМН, РАСХН)? На наш взгляд, она абсолютно не нужна, а нужна строгая координация научной деятельности этих трех академий. Хорошо поставленная координация научных исследований в стране повысит эффективность науки в целом.
Дело в том, что традиционные «факторы производства» – природные ресурсы, рабочая сила и капитал, – как известно, не исчезли, но приобрели второстепенное значение. Эти ресурсы можно получить, причем без особого труда, если есть необходимые знания. Знания в новом их понимании означает реальную силу, средство достижения социальных и экономических результатов. Все эти изменения, желательны они или нет, являются необратимым процессом: знание теперь используется для производства знания (2, с. 95). Использование знаний для отыскания наиболее эффективных способов применения имеющейся научной информации в целях получения необходимых результатов – это, по сути дела, и есть управление.
А теперь вернемся к актуальным проблемам в научной сфере России.
При ныне действующем Совете по науке и образованию (далее – Совет) научная деградация России неизбежна, потому что утвердившаяся в стране административно-бюрократическая аура (социальное биополе) иного не позволит. Изменить ее невозможно, с большим трудом можно только уничтожить. По марксистской терминологии, это диктатура бюрократии. Так, по всем признакам через пять-десять лет ученые (научно-техническая элита), ставшие членами Совета, трансформируются в сановников, незаметно предающих науку.
Процесс институционализации Совета по научно-технической политике при российском президенте, начавшийся в марте 1995 г., завершился 29 октября 2012 г. Теперь он называется Совет по науке и образованию. Он был создан в соответствии с прежней моделью научно-технического развития – административно-бюрократической. Поэтому деградация науки в России гарантирована.
Посмотрим, кто есть кто из трех руководителей науки: В. Путин, А. Фурсенко, В. Фортов.
Владимир Путин – всенародно избранный президент страны. Поэтому отношение к нему особое – должно быть уважительным. В его деятельности бывают поступки как созидательные, так и разрушительные. Время рассудит, каких больше. Отмечу только один факт – дефицит профессионализма у многих министров (работающих профессионально очень мало). Поэтому складывается «картинка» по известной поговорке: «Один с сошкой (В. Путин), а семеро с ложкой».
Невозможно понять стремление В. Путина профессионально заниматься очень сложными проблемами развития науки. В цивилизованных странах президенты возлагают руководство наукой на специальных помощников – крупных ученых. Показателем, оценивающим их деятельность, служит уровень развития науки в стране. В США, например, такая система весьма эффективна. Все президенты разных стран в научно-исследовательской деятельности – дилетанты. Поэтому они и возлагают руководство в этой сфере деятельности на специальных помощников по науке и технике (или образованию). Президент РФ и его помощник по науке и образованию, к сожалению, не исключение, они тоже дилетанты. На эту должность следует назначать ученых высшего ранга.
Андрей Фурсенко, став министром, на одном из первых заседаний Российского союза ректоров заявил: «Не забывайте я – человек правительства». Это заявление свидетельствует о том, что он болен властью. Наука для него – средство быть во власти, а при таком руководителе деградация науки неизбежна. В молодости В. Фурсенко получил степень доктора физико-математических наук, но вскоре после защиты диссертации, предав науку, предпочел административную деятельность. Исследовательскую работу в университетах и государственных научных центрах он не ведет. Несостоявшийся ученый на административно-бюрократическом поприще достиг успеха – стал министром Минобрнауки РФ. Покажется странным, но объективно он проявил себя на этой должности как инициатор процесса деградации науки в России. Это парадокс, но об этом свидетельствуют факты.
Владимир Фортов – президент Российской академии наук. Научные работы посвящены физике мощных ударных волн в плотной плазме и экстремальным состояниям вещества. В.Е. Фортов обладает на редкость богатейшим опытом в научно-организационной, научно-исследовательской и научно-педагогической работе.
Научно-организационная деятельность. С 1993 по 1997 г. В. Фортов был председателем Российского фонда фундаментальных исследований, с 1996 по 2001 г. – вице-президентом РАН. В августе 1996 г. назначен председателем Государственного комитета по науке и технологиям, затем – министром науки и технологий, одновременно до марта 1997 г. являлся заместителем председателя правительства РФ, а в марте вышел в отставку из состава правительства В.С. Черномырдина.
Имеет существенное значение то, что все эти годы он не порывал с наукой: с 1992 по 2007 г. был директором Института теплофизики и экстремальных состояний (ныне Объединенный институт высоких температур – ОИВТ). С 2007 г. по настоящее время В.Е. Фортов – директор ОИВТ РАН, с 2002 по июнь 2013 г. – академик-секретарь Отделения энергетики, машиностроения, механики и процессов управления РАН.
Научная деятельность. В мировой науке В.Е. Фортов известен как создатель и руководитель нового научного направления – динамической физики неидеальной плазмы. Его работы по космическим проблемам внесли значительный вклад в развитие космической физики.
Фундаментальным и многообещающим по перспективам применения в практической деятельности представляют проводимый в настоящее время под руководством В. Фортова цикл экспериментов по исследованию квазикристаллических упорядоченных структур в плазме.
Академик РАН В.Е. Фортов сочетает научную деятельность с научно-педагогической работой в Московском физико-техническом институте, под его научным руководством защищено 11 докторских и более 30 кандидатских диссертаций. Он почетный работник высшего образования России.
Подведем промежуточный итог нашего исследования, связанного с административно-бюрократической аурой. В. Буш, чтобы избавиться от чиновников в научной сфере, предложил учредить при президенте США должность специального помощника по науке и технике. Механизм назначения крупных ученых на эту должность описан выше. Это ученые приблизительно такого ранга, как нынешний президент РАН В.Е. Фортов. В. Буш предложил назначать по совместительству на руководящие должности в сфере научной деятельности ученых, активно работающих в исследовательских университетах, государственных научных центрах, академических институтах. Оба эти предложения были приняты и, что чрезвычайно важно, внедрены в конкретную научную деятельность.
Декларативные заявления о запрете чиновникам командовать учеными недостаточны. В России необходим новый закон, одним из самых главных пунктов которого стало бы возложение на президентов РАН функции выполнения обязанностей специального помощника президента страны по науке и образованию. Реализация этого принципа основательно разрушит ныне существующую административно-бюрократическую ауру. Эта акция (действие) будет сопоставима с инфраструктурной революцией в США в 1980–1990-х годах. В результате этих преобразований возникнут реальные перспективы возрождения науки в России.
Президент РАН, ставший специальным помощником президента страны по науке, смог бы привлечь к активной работе сотни талантливых ученых академии, разработать специальные программы по научному развитию страны, реализация которых открыла бы перспективы вступления России в экономику, основанную на знаниях. К сожалению, шанс упущен. Под руководством «тандема» и под прессом административно-бюрократической ауры в России продолжается процесс распада научной деятельности.
Примечания
1. Авдулов А., Кулькин А. О стратегии партнерства науки и власти // Свободная мысль. – М., 2009. – № 1. – С. 85-100.
2. Авдулов А.Н. , Кулькин А.М. Парадигма современного научно-технического развития. – М., 2011. – С. 198-202.
3. Волчкова Н. Консенсус в цейтноте: Чем и когда закончатся споры о новой программе? // Поиск. – М., 2012. – № 12. – С. 3.
4. Хромов Г. Российская академия наук: История, мифы и реальность // Отеч. зап. – М., 2002. – № 7. – С. 210-215.
5. Beyerchen A.D. Scientists under Hitler: Politics and physics community in the Third Reich. – New Haven; L., 1979. – P. 33.
6. Ibid. – P. 44-47.
7. Ibid. – P. 200.
8. Drew D.E. Science development: An evolution study. – Wash., 1975. – P. 111.
9. Eisenhower D.D. Waging peace, 1956-1961. – Garden City; N.Y., 1965. – P. 205.
10. Killian J.R. Sputnik, scientists, and Eisenhower: A memoir of the first special assistant to the president for science and technology. – Cambridge, MA: MIT press, 1977. – P. 10.
11. Merton R.K. The sociology of science: Theoretical and empirical investigations. – Chicago, 1973. – P. 11.
12. Merton R.K. Op. cit. – P. 258.
13. Ibid. – P. 276.
14. Ibid.
15. Nisbet R. Max Weber and the rods academic freedom // Controversies and decisions: The social sciences and public policy / Ch. Frankel (ed.). – N.Y.: Sage, 1976. – P. 108.
16. Park T. Academic capitalism and its impact on the American professoriate // Journal of the professoriate. – 2012. – Vol. 6, N 1. – P. 84-99.
17. Science: The endless frontier: A report to the President by Vannevar Bush. Director of the office of scientific research and development. – Wash.: Gov. print. office, 1945. – P. VII-VIII.
18. Ibid. – P. 17.
* Достоверные сведения об этом я получил от Брусиловского Натана Евсеевича, заместителя директора Издательства по полиграфии, очевидца издательских событий того времени.
* Подробно об этом см. раздел: «Процесс деградации науки. Необходимость смены стратегических ориентиров научно-технологической политики России».
|
