НАУЧНЫЕ ПАРКИ США

Соединенные Штаты раньше других стран мира вступили в современный этап научно-технической революции со всеми вытекающими отсюда экономическими и социальными преобразованиями, характерными для перехода к постиндустриальному или информационному обществу. Соответственно и новые формы интеграции науки с производством, являющиеся одним из проявлений этих процессов, возникли здесь впервые, раньше достигли зрелости и уже отсюда, из США начали распространяться на иные государства и континенты. В полной мере это относится и к научным паркам всех категорий, от регионов науки до инкубаторов.

Если попытаться дать периодизацию развития американских парков, то можно выделить в их истории два основных отрезка. Первый – от конца Второй мировой войны до примерно середины 70-х годов. В основном, это был период практически непререкаемого технологического и экономического лидерства Америки на мировой арене, когда возможности страны казались безграничными, а горизонты – безоблачными. Крупные перекосы в экономике, связанные с ее милитаризацией, обусловленной «холодной войной» и гонкой вооружения, с вьетнамской войной, а также с очень большими затратами на укрепление политических позиций в разных районах мира, не внушали особых опасений на фоне быстрого развития новейших отраслей промышленности, роста их экспорта, слабости конкурентов. Научно-техническое превосходство страны представлялось незыблемым. В первой декаде этого периода появились первые исследовательские парки, и они развивались естественными темпами, постепенно увеличиваясь в числе, охватывая новые штаты и университеты.

Однако с конца 60-х – начала 70-х годов соотношение сил и ситуация в мировой торговле стали изменяться не в пользу Соединенных Штатов. Сначала в традиционных, а затем и в наукоемких областях появились мощные конкуренты: Япония, Западная Европа, в первую очередь ФРГ, а за ними и так называемые «новые тигры» – Южная Корея, Сингапур, Малайзия. Перемены нарастали быстро, как снежный ком, и уже на рубеже 70-х и 80-х годов картина принципиально изменилась. Лидерство США заколебалось, а конкурентоспособность американской промышленности затрещала, что называется, по всем швам. Если рассмотреть баланс внешней торговли продукцией обрабатывающей промышленности, то для традиционных отраслей уже в 1970 г. импорт превышал экспорт на 4,5 млрд. долл. Наукоемкие отрасли имели положительное сальдо, возраставшее до 1980 г., когда оно достигло примерно 7 млрд. Но затем наступил черед и новейших видов продукции. В 1984 г. превышение ее экспорта над импортом составило всего 3 млрд. долл., т.е. упало в 2 с лишним раза за 4 года и продолжало уменьшаться. В 1987 г. директор Национального научного фонда Эрих Блох с горечью констатировал: «Торговый баланс Соединенных Штатов ошеломляюще негативен и продолжает ухудшаться. Даже преимущество в развитии наукоемких отраслей, которое мы когда-то считали само собой разумеющимся, фактически исчезло» (5, с. 102). К середине 80-х годов дефицит внешней торговли США побил все рекорды предшествующей истории страны – 40 млрд. долл., государственный долг приблизился к астрономической цифре 3 трлн. долл., а дефицит бюджета – к 150 млрд. долл. В то же время сравнение с основными конкурентами по такому важнейшему показателю, как среднегодовые темпы роста производительности труда, не обещало перемен к лучшему на ближайшее будущее. За 1973–1983 гг. они составили: в Соединенных Штатах – 0,3%, в ФРГ – 2,3, в Японии – 2,8, во Франции – 2,2, Англии – 1,4, а в Южной Корее – 4,8% (23, с.103).

Анализируя причины такого развития событий, американские эксперты сходились во мнении, что одной из них, причем важнейшей, является недостаточно интенсивное использование того научно-технического потенциала, которым располагает страна. Не слабость этого потенциала, не нехватка денег на науку, а именно неумение как следует распорядиться тем, что есть. «Вялая конкурентоспособность страны объясняется не отсутствием у федеральных властей и промышленных корпораций желания вкладывать деньги в науку, – пишет, например, Д.Гринберг, редактор и издатель авторитетного еженедельника “Science & Government Report”. – В 1988 г. правительство и промышленность потратят на исследования и разработки порядка 130 млрд. долл. – примерно 40% затрат на эти цели во всем некоммунистическом мире. Чувствуя, как меркнет технологическая продуктивность Соединенных Штатов, Америка корпораций буквально швыряет деньга на ИР. С 1982 г, затраты фирм на науку подскочили с 30 млрд. до 56 млрд. долл. в год. Но... в глобальной гонке за превращение лабораторных открытий в полезные изделия на сборочных конвейерах промышленная Америка выглядит рассеянным, скованным гигантом. Тратя больше всех на науку, получает от нее меньше других» (11, с.32).

Логический вывод из подобных оценок очевиден: необходимо форсировать процесс нововведений всеми возможными средствами. Мало иметь прекрасные лаборатории, выдающиеся научные школы, лидировать по числу лауреатов Нобелевской премии, научных публикаций, патентов и т.д., надо быстро и результативно использовать все это богатство для совершенствования, обновления и энергичного развития промышленного, сельскохозяйственного производства и сферы услуг. В этой связи с середины 70-х годов в США резко возрастает внимание ко всем формам «стыковки» науки с промышленностью. Решение этой проблемы становится одним из основных направлений государственной научно-технической политики на уровне как федерального правительства, так и отдельных штатов. Активизации последних в немалой степени способствовала и политика «нового федерализма» президента Рейгана. Она была провозглашена в Послании о положении страны в январе 1982 г. (традиционная форма новогодних обращений американских президентов к нации) и предусматривала определенную перестройку взаимоотношений между центральными и местными властями. «Положенный в ее основу принцип состоит в передаче ряда административных функций и политической ответственности от федерального правительства к различным органам управления штатов. Рейган утверждает, что смещение контроля за ходом выполнения федеральных программ на уровне штатов позволит сократить управленческие расходы и бумажную волокиту, связанную с различными согласованиями, даст возможность более гибко и эффективно решать конкретные местные проблемы, позволит общественности четче оценивать результаты» (16, с.35). В первую очередь это относилось к программам поддержки научных исследований и разработок, а также всех мероприятий по развитию региональной экономики.

Естественно, что в сложившейся ситуации научные парки, как уже апробированная и доказавшая свою эффективность форма ускорения передачи достижений науки в промышленность и создания наукоемких производств, естественно вписывающаяся в местную политику стимули-рования научно-технического и экономического прогресса, получают новый мощный импульс. Можно считать, что наступает второй период их развития в Соединенных Штатах, который продолжается в настоящее время, – период многократного тиражирования накопленного в отдельных регионах страны опыта и распространения его в общенациональном масштабе.

Приведем некоторые цифровые данные, иллюстрирующие процесс развития различных видов научных парков США. В 1983 г. по результатам обследования «высокотехнологичных региональных комплексов», опубликованным журналом «Venture», таковых насчиты-валось 50. Три из них оценивались как «зрелые» (mature) – это Шоссе-128 в районе Бостона, Силиконовая долина в Калифорнии и «Треугольный исследовательский парк» в Северной Каролине. Тридцать два комплекса были классифицированы как «развивающиеся». Сюда входили, например, «Силиконовый рукав» штата Луизианы, «Долина спутников» Мэриленда, «Силиконовый пляж» Флориды. Последняя группа – пятнадцать «появляющихся» комплексов, в числе которых «Коридор технологии» в Арканзасе, «Долина роботов» во Флориде, «Коридор Дайтон 1–675» и т.д. (18, с.444).

Характерные для второго периода «развивающиеся» и «появляющиеся» регионы науки разбросаны практически по всей территории страны и снабжены «захватывающими воображение названиями или этикетками, выдуманными рыночными агентами, дабы привлечь внимание к местным технологическим инициативам» (там же). «Силиконовый лес» (Портленд), «Силиконовые предгорья» (Сакраменто – Розвилл), «Силиконовые горы» (Боулдер-Денвер – Коларадо-Спрингс), «Бионная долина (Солт-Лейк-Сити), «Силиконовый пляж» (Санта-Барбара), «Силиконовая равнина» (Даллас-Остин), «Силиконовое ранчо» (Сан-Антонио), «Силиконовые сосны» (Атланта), два «Золотых треугольника» (один – на северо-востоке, в Нью-Гэмпшире, другой – на юго-западе, в Сан-Диего), «Биокоридор» (Бетесда, Мэриленд) (1, с.318)*. Чего только нет! «Эти центры передовых исследований и разработок появляются под воздействием спонтанных рыночных сил, однако органы власти штатов и округов старательно “смазывают” рельсы, чтобы облегчить их продвижение» (18, с.444).

Что касается парков, непосредственно связанных с университетами, то, как мы уже упомянули, первый из них появился в 1951 г. при Стэнфордском университете в Пало-Альто, Калифорния. В 1969 г. было 17 университетских исследовательских парков в 15 штатах, в 1983 г. они имелись или создавались в 18 штатах, а к 1988 г., по данным Ассоциации университетских научных парков, их стало уже око-ло 130 (16, с.125), т.е. даже больше, чем университетов, которые обычно относят к числу крупных исследовательских центров (таких универси-тетов в США около 100). Резкий рост числа парков при университетах отмечается многими экономистами как явление, характерное для Америки 80-х годов.

Примерно то же самое можно сказать и об инкубаторах, только появились они позже парков, в конце 70-х годов. К 1985 г. их было уже 117. По данным проведенного в том же году опроса, охватившего 50 инкубаторов, 89% из них открылись после 1983 г., а 34% – в 1985 г. На конец 1987 г. в США стало уже 170 инкубаторов (19, с.37), к 1989 г. – около 300, и по некоторым прогнозам число таких организаций в 1991 г. должно было перевалить за 1000 (16, с.131).

Создание и парков, и инкубаторов тесно связано с реализацией программ технико-экономического развития штатов, так что приведем и статистику, относящуюся к этим программам. Обследование, проведенное в 1983 г. Управлением по оценке технологий, выявило, что такого рода программы были в 22 штатах, а число их (программ) равнялось 150. В 1984 г. по данные газеты «Wall street journal» число штатов, разработавших программы развития, достигло 33, число самих программ выросло до 200. В 1985 г. было охвачено уже 40 штатов, а в 1988 г. – 45 (из общего числа 50), количество же программ приблизилось к 500 (16, с.2; 3, с.265). Таким образом, научные парки разнообразных категорий стали для современных Соединенных Штатов столь же типичными, как небоскребы: в каждом мало-мальски крупном городе хоть один да найдется.

* * *

Рассмотрим теперь для каждой категории несколько конкретных примеров. Из регионов науки нельзя, видимо, обойти наиболее извест-ные – Шоссе-128, Силиконовую долину, Северо-Каролинский «Треугольный парк». О них, во-первых, известно гораздо больше, чем о новичках. Во-вторых, они прошли уже все стадии развития, характерные для таких территорий, достигли полной зрелости. Некоторые специалисты считают даже, что звезда Силиконовой долины, самой знаменитой из всех парков мира, уже прошла свой зенит и клонится к закату. В-третьих, состоятельность этих регионов никаких сомнений не вызывает, тогда как многим «развивающимся» и «появляющимся» еще предстоит доказать свою эффективность. Сами американцы считают, что в условиях рекламного бума, повальной моды среди «силиконовых» пляжей, предгорий, пустынь и коридоров немало и «силиконового очковтирательства», когда за броским названием ничего «высокотехнологичного» и «наукоемкого» не обнаруживается.

Начнем с Шоссе-128 и Силиконовой долины. В их истории много общего, хотя расположены они так далеко друг от друга, как это только возможно в США: первое – на восточном побережье у Атлантического океана, вторая – на западном, тихоокеанском берегу. Судьбу обоих определило развитие американской электронной промышленности. Появившись во второй половине 30-х годов, она очень быстро прогрессировала в годы войны, причем одним из основных факторов ее прогресса было тесное взаимодействие с научным потенциалом страны. Все исследовательские центры были мобилизованы на выполнение военных проектов, путь от научной разработки до производства и использования новинки сократился до минимума, результаты поражали воображение даже собственных военных – никто из них до войны и не помышлял о создании, например, радара или атомной бомбы. И после 1945 г. электронная промышленность продолжала бурно развиваться. Вторую мировую сменила война «холодная», военные заказы росли, да и в гражданских отраслях электроника применялась все шире, становясь и здесь основным стержнем научно-технического прогресса.

Во все времена отдельные отрасли промышленности концентрировались в определенных географических районах. Центрами «тяготения» для одних становились месторождения полезных ископаемых (металлургия, химия), для других – близость к потребителю (судостроение), для третьих – мощные транспортные артерии (машиностроение) и т.д. Возможны различные комбинации факторов, определяющих скопление конкретных видов производств в том или ином регионе. Электроника, как и большинство других современных высокотехнологичных отраслей, резко отличается от традиционных видов промышленности, она очень «легка на подъем». Большого количества сырья ей не нужно, нет географической привязки к его источникам. Продукция электронных предприятий обычно небольшого веса и габаритов, легко транспортируется автомобилем или самолетом, можно обойтись даже без железной дороги, речного или морского транспорта.

Главными «полезными ископаемыми» для электронного производства, особенно на начальных этапах, когда не сложилась еще собственная крупная исследовательская база с развитой инфраструктурой, были высококвалифицированные кадры и плодотворные технические идеи. Отсюда естественное тяготение фирм, производящих электронную технику, к ведущим университетам. Здесь, видимо, уместно отметить еще одну особенность новых наукоемких технологий, связанных с электроникой и ее многообразными применениями. Они объективно являются благодатным полем деятельности для небольших предприятий. Производить, к примеру, современные автомобили или корабли малая фирма не в состоянии. А разрабатывать программное обеспечение к ЭВМ можно даже в оди-ночку. Малым фирмам под силу разработка и изготовление из стан-дартных микросхем великого множества разнообразных специальных устройств, приборов, целых систем, каждое из которых является законченным рыночным продуктом. Электроника в этом отношении уникальна, для талантливого и энергичного специалиста она открывает очень широкие возможности.

Вернемся к описанию выбранных нами регионов науки. Шоссе-128 проходит по западной части штата Массачусетс, огибая с севера его столицу Бостон, один из старейших городов страны, крупный порт севера Атлантического побережья. В Бостоне и Кембридже (город, слившийся с Бостоном, ставший его предместьем) расположены три крупных вуза – Северо-Восточный, Гарвардский университеты и Массачусетский технологический институт (МТИ). Два последних относятся к самым престижным университетам США и являются исследовательскими центрами мирового масштаба.

Бостон и его окрестности – промышленный район с достаточно давними по американским меркам традициями. Машиностроение, тек-стильная, химическая и радиоэлектронная промышленность были разви-ты здесь еще до Второй мировой войны. «К концу войны Массачусетс располагал самой впечатляющей в стране комбинацией университетских лабораторий, ведущих исследования на переднем крае электроники и вычислительной техники, с несколькими прочно стоящими на ногах электронными и электротехническими фирмами, такими как “Рейтон” (Rayhton) и “Дженерал электрик” (General Electric), относящимися к секторам промышленности, мощно поддерживаемых правительственными заказами» (7, с.312).

На севере Калифорнии, в округе Санта Клара, позднее названном Силиконовой долиной, до войны промышленности практически не было, это было царство персиковых и ореховых плантаций. Но университеты здесь были – Стэндфордский, тогда не столь знаменитый, и неподалеку Калифорнийский университет в Беркли, который, подобно МТИ, относился к сильнейшим техническим исследовательским вузам страны. Все это находится вблизи Сан-Франциско, ставшим за годы войны крупным центром авиационной, а затем и авиакосмической промышленности, главных потребителей электронных устройств на протяжении многих лет. Это привлекло в регион ряд крупных производителей таких устройств, создавших здесь в 40-х и 50-х годах свои филиалы. Помимо производственных мощностей, они открывали и исследовательские лаборатории. Научные центры ИБМ (IBM), «Локхид» (Lokheed) и некоторых других концернов национального масштаба возникли тут именно в этот период. Но главным заказчиком и потребителем продукции региона выступало правительство США, в основном Министерство обороны.

Таким образом, в Калифорнии, как и в Массачусетсе, сложилась комбинация научно-исследовательского и промышленного потенциалов, обеспеченных надежными и щедрыми правительственными контрактами, которая является исходной предпосылкой для энергичного развития наукоемких производств и превращения данных территорий в регионы науки. Можно добавить, что оба района очень привлекательны с точки зрения природных условий: хороший климат, рядом океан, местность живописна. Кроме того, достаточно много свободных площадей для застройки, хорошо развитая транспортная сесть и неподалеку – крупные культурные центры с театрами, музеями, концертными залами.

^{* Большинство новых современных технологий так или иначе связаны с электроникой. Основа же электроники, ее материальная база – микросхемы, где рабочие элементы выполняются в слое кремния (по-латыни силициум, по-английски силикон). Поэтому прилагательное «силиконовый» столь популярно в названиях регионов, претендующих на роль центров новых высокотехнологичных отраслей производства.}