III. НОВАЯ ПАРАДИГМА ТЕХНОЛОГИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ: ОПЫТ США

Последние два десятилетия прошлого века были отмечены не только крупными, зачастую сенсационными достижениями в различных областях науки и техники (клонирование, расшифровка генома человека, создание международной космической станции, Интернет и т.п.), но и изменениями в условиях функционирования научно-технической сферы. Перемены затронули различные грани взаимодействия этой сферы с другими структурными составляющими общества и с государством, причем изменения оказались столь значительными, что появились основания говорить о формировании новой парадигмы, новой модели технологического развития (1).

В настоящем разделе, опираясь на американский опыт, мы попытаемся ответить на два вопроса: во-первых, чем вызваны и обусловлены происходящие в функционировании научно-технической сферы изменения, во-вторых, в чем и как эти изменения конкретно проявляются. Факторы, стимулирующие трансформацию роли науки в обществе, не являются, на наш взгляд, новообретением конца прошлого века. Они сформировались намного раньше, во второй половине XIX века, когда наука перестала быть замкнутым анклавом, застроенным башнями из слоновой кости и заселенным далекими от повседневной жизни искателями истины, когда начался процесс ее интеграции с производством и научно-технический прогресс стал главным источником роста производительности труда, появления новых отраслей промышленности, повышения благосостояния общества. Этот процесс основательно исследован и доказан такими экономистами, как Абрамович, Бомбах, Солоу (2). Наука заняла лидирующее положение в структуре производительных сил наиболее развитых стран, и на протяжении всего XX в. ее позиции в этом качестве неуклонно укреплялись. Символично, что на проведенном одним из ведущих американских журналов конкурсе-опросе на звание «персоны века» победителем оказался Альберт Энштейн. Ему, ученому, большинство участников отдали предпочтение, хотя среди кандидатов было немало крупнейших политических фигур, в числе их Черчиль, Рузвельт. Перемены, которые являются предметом нашего рассмотрения, лежат в русле фундаментального процесса «наукофикации» современного общества, являются его проявлением. Что же касается более конкретного стимула, подхлестывающего данный процесс на том или ином этапе его развития, то эту роль выполняет конкуренция на мировом рынке товаров и услуг. Она все больше концентрируется на наукоемких технологиях и видах продукции, наиболее выгодных с точки зрения доли добавленной стоимости, соз-дания рабочих мест и прочих социально-экономических параметров.

Первая черта в ряду характерных для новой парадигмы технологического развития особенностей состоит в смене акцентов государственной научно-технической политики (НТП) как на уровне центральной власти, так и на более низких региональных уровнях. В предшествующие периоды НТП была нацелена в первую очередь на «прорывные» открытия, на создание принципиально новых технологий. Соответственно, государство поддерживало фундаментальную науку, а прикладные исследования и разработки финансировало только в военной сфере и здравоохранении. Разумеется, в конечном счете это способствовало развитию экономики в целом, однако прямо и непосредственно перед государственной НТП задача обеспечения экономического роста не ставилась и в число приоритетов науки не входила. Исключением среди развитых стран была Япония. Здесь государственная НТП после Второй мировой войны была постоянно нацелена на развитие национальной промышленности, наиболее прогрессивных ее отраслей, и на повышение конкурентоспособности японских товаров на мировом рынке. Военных расходов у Японии практически не было, ей было запрещено иметь вооруженные силы и военную промышленность. К тому же японцы намного раньше других «западных» государств реформировали свое антитрестовское законодательство. Приняв уже в 1962 г. «Закон о научно-технической кооперации в добывающей и обрабатывающей промышленности», они вывели кооперацию между фирмами в области исследований и разработок (ИР) из-под антитрестовских законов. Это позволило в значительной мере консолидировать научно-технический потенциал страны, сосредоточив усилия государственной, частной про-мышленной и вузовской науки на приоритетных направлениях в рамках так называемой «национальной программы» под эгидой государства, что вполне соответствовало японской исторической традиции. В первую очередь национальными программами были охвачены отрасли, которые в Японии называют «техникой 3К», – компьютеры, коммуникации и контрольно-управляющая аппаратура.

Все эти обстоятельства сыграли решающую роль в беспрецедентно быстром восстановлении японской экономики после войны и ее успехах в конкурентной борьбе с США и Западной Европой в области высоких технологий – в электронике, вычислительной технике, станкостроении, автомобилестроении, телекоммуникациях.

Эти успехи, особенно в 70-е и 80-е годы прошлого столетия, привели к тому, что США, в частности, лишились лидерства в станкостроении, производстве бытовой электронной техники, потеряли значительную часть рынка автомобилей, в том числе и собственного, американского, испытывали постоянное жесткое конкурентное давление на рынке микросхем, медицинского оборудования, оптических инструментов и приборов и прочей наукоемкой продукции. В аналогичном, даже более стесненном положении находились ведущие страны Западной Европы: японцы оттеснили их, заняв по многим внешнеторговым параметрам второе место в мире после США. Обострение конкурентной борьбы на рынках высокотехнологичных изделий и ощутимые потери, которые понесли Америка и Западная Европа в этой борьбе, стали главной причиной перемен в их государственной НТП в 90-е годы. Суть их в том, что наряду с поддержкой созидательного потенциала государство открыто и активно берет под свою опеку реализацию накопленного научного задела, заключительные стадии инновационного процесса – внедрение научно-технических достижений в производство, превращение их в рыночный товар, повышение на этой основе конкурентоспособности национального хозяйства и обеспечение экономического роста со всеми его благоприятными для страны последствиями. Политика, направленная на создание новых технологий и поставку их народному хозяйству (в англоязычной литературе используется термин «supply-oriented technology policy»), дополняется инновационной политикой, центральным стержнем которой является проблема коммерциализации и распространения прогрессивных технологических новинок, их потребление (technology-user oriented policy – политика, ориен-тированная на потребителя технологий).

Юридическая база для этого «поворота» в США была подготовлена еще в 80-е годы и в самом начале 90-х годов. За период с 1980 по 1993 г. конгресс принял восемь законов (Перечень законов дан в конце раздела), которые внесли существенные изменения как в отношения государственного сектора науки с частным сектором экономики, так и во взаимоотношения между субъектами частного сектора. Кооперация фирм в области ИР на так называемой «доконкурентной стадии»* была признана не противоречащей антитрестовским законам. Частные фирмы получили возможность создавать совместные консорциумы и иные объединения для проведения ИР, позволяющих повысить технический уровень отрасли, не рискуя подвергнуться за это судебному преследованию. Далее, государственным исследовательским лабораториям и институтам не просто разрешили, а жестко вменили в обязанность сотрудничать с частными компаниями, вести с ними совместные разработки, предоставлять возможность работать на сложном уникальном исследовательском оборудовании, которым располагают государственные научные центры, и продавать частным фирмам лицензии с исключительным правом использования. Последнее обстоятельство особенно важно. Лицензии можно было продавать и раньше, но без исключительного права, ибо государственные учреждения существуют на деньги налогоплательщиков и плоды их деятельности должны быть одинаково доступны всем. Это соответствует принципу равных возможностей – одному из главных устоев свободного капитализма. Но доступная любому конкуренту лицензия теряет для производителя рыночного товара свою привлекательность. Пойдя на введение исключительного права использования купленной у государственного научного центра лицензии, законодатели США нарушили принцип равных возможностей. Точно так же послабление антитрестовских законов нарушило строгое соблюдение еще одного из устоев свободного капиталистического хозяйства – принципа свободы конкуренции. Но что поделаешь! Меняются условия развития экономики, меняется ситуация на мировом рынке, приходится проявлять гибкость.

Вменяя государственным лабораториям в обязанность сотрудничество с частным сектором, законодатели подкрепили «кнут» привлекательным «пряником». В соответствии с новым порядком при продаже лицензии автор или авторы изобретения получали солидное материальное вознаграждение. Ранее им ничего не платили, считалось, что патенты и платежи от их использования принадлежат государству, поскольку ИР выполнялись на государственные средства, а работавшие над нововведением люди получали зарплату. Теперь гарантировалась ежегодная выплата определенной минимальной суммы в течение всего срока получения лабораторией лицензионных платежей. Кроме того, если по-следние превышают некоторую «пороговую величину», то авторы получают и процент доходов. В общем не менее 15% лицензионных поступлений должны быть выплачены авторам, и это никоим образом не должно влиять на размеры их регулярной заработной платы и иных выплат.

Правда, предусматривается одно ограничение: вся сумма лицензионных доходов одного конкретного лица не должна превышать 100 тыс. долл. в год. Более крупная сумма выплачивается только с разрешения президента страны, и избыток по отношению к 100 тыс. считается президентской премией. Сотрудники лаборатории, не являющиеся авторами изобретений, но содействовавшие его технической реализации, тоже подлежат вознаграждению. Вводились не только материальные, но и моральные стимулы. Конгресс учредил две новые государственные награды – Национальную медаль за заслуги в области технологии и Национальную премию имени Малкольма Балдриджа за качество. Первая присуждается как отдельным лицам, так и организациям, вторая – только организациям. Последние, если они не только сами достигли успеха, но помогают и другим в улучшении качества продукции, получают право использовать изображение награды в рекламе своих изделий.

В дополнение к перечисленным мерам судебная система ужесточила надзор за соблюдением авторских прав, был создан специальный федеральный суд в округе Колумбия, занимающийся исключительно проблемами соблюдения прав интеллектуальной собственности. Новое законодательство получило и организационную поддержку, необходимую для его реализации. Главная роль тут была поручена Министерству торговли. В США именно это министерство традиционно, еще со времен решения проблемы единства мер и весов, курирует промышленность. Более подходящего ведомства в структуре правительства (например, Министерства промышленности) просто нет. В Министерстве торговли создали Управление технологии, руководитель которого имеет ранг заместителя министра. Управлению подчинили Национальный институт стандартов, который находился в ведении министерства с момента своего возникновения. Институт переименовали в институт стандартов и технологий, и через него были начаты программы помощи промышленным предприятиям в освоении современных технологий.

Примечательно, что все эти законы и установления принимались в основном в период, когда у власти находилась республиканская администрация, т.е. особо рьяные ревнители рыночных свобод. Но проблема назрела настолько, что большинство юридических актов, направленных на повышение эффективности использования национального научного потенциала, принимались конгрессом единогласно как в нижней, так и в верхней палате. Однако с реализацией принятых законов республиканцы медлили. Решительный перелом наступил с приходом к власти демократов, администрации Клинтона и Гора (1993). Поддержка национальной промышленности, усиление экономического роста за счет новых технологий были одним из стержней их избирательной платформы. И буквально через несколько месяцев после инаугурации появился официальный документ Белого дома «Технология и экономический рост Америки, новое направление экономической мощи». На первой же странице провозглашалось: «Американская научно-техническая политика должна переориентироваться на усиление экономической мощи и содействие ускорению экономического роста. Традиционная роль федерального правительства в развитии технологии ограничивалась поддержкой фундаментальной науки и целевых (mission oriented) исследований в Министерстве обороны, NACA и других ведомствах. Такая стратегия была правильной для предыдущего поколения, но она не соответствует требованиям сегодняшнего дня. Мы не можем просто полагаться на благотворное восприятие военных технологий частным секто-ром. Мы должны прямо ставить перед собой такие цели... помогая частным фирмам развивать инновации и получать от них прибыли» (3, с. 98).

Дела не разошлись со словами. Уже в 1993–1994 гг. были значительно расширены действовавшие программы поддержки гражданских технологий и организован целый ряд новых про-грамм той же направленности. Имеются в виду программы Кооперативных исследовательских центров, курируемые Национальным научным фондом, программа центров производственной технологии Министерства торговли, его же программы «Передовые технологии», «Реинвестирование технологий», «Партнерство в освоении прогрессивных методов обработки», «Партнерство в создании нового поколения автомобилей», а также программы Администрации малого бизнеса.

Все министерства, осуществляющие ИР, организовали специальные службы, ответственные за передачу технологий в промышленность. Эти службы охватывают как центральный аппарат министерства, так и все подчиненные ему государственные лаборатории и институты. В их задачи входит:

– выявление технических новинок, создаваемых государственными научными центрами и потенциально полезных для национальной промышленности;

– организация широкой информации об этих новшествах, проведение выставок, семинаров, конференций, издание информационно-справочной литературы;

– организация консультаций специалистов из промышленности силами специалистов государственных цен-тров;

– предоставление лицензий на коммерческое использование разработок, выполненных в госсекторе;

– временный обмен специалистами между госцентром и промышленной фирмой для обмена опытом и проведения совместных ИР;

– предоставление уникального оборудования, имеющегося в гослабораториях, во временное пользование той или иной заинтересованной фирме (за отдельную плату или как часть соглашения о совместных работах);

– заключение с промышленными фирмами соглашений о кооперации в исследованиях и разработках.

Последняя форма сотрудничества государственного и частного секторов получило наиболее широкое развитие. Первые соглашения появились в 1987 г., в 1996 г. их число достигло 3688 и затем стабилизировалось на уровне около 3000. В 2000 г. действовало 2924 соглашения, из них 1364 или 47%, приходилось на долю лабораторий Министерства обороны, а 687 (23%) – на долю Министерства энергетики (3, с. 4–35). Что касается коллективных исследовательских организаций (research joint ventures), то за период 1985–2000 гг. их было зарегистрировано более 800. Число органи-заций-участников превысило 4200, из них чисто американских – более 3000, подавляющее большинство последних (порядка 90%) частные корпорации и фирмы, работающие ради прибыли, 9% – бесприбыльные организации и 3% – правительственные исследовательские центры (4, с. 4–34).

Наряду с федеральным правительством в процессах, формирующих новую парадигму технологического развития, большую роль играют регионы, штаты. Их потенциал и влияние значительно выросли после того, как президент Рейган провел реформу взаимоотношений федеральных властей и региональной администрации (1982). Сложившаяся в результате система получила название «нового федерализма». Суть дела заключалась в том, что центр передал штатам контроль за осуществлением на их территории федеральных программ, т.е программ, финансируемых из федерального центра. Выделенные центром средства стали поступать к субъектам научно-технической деятельности не напрямую, а через органы управления штата. Последние получили возможность влиять на распределение средств и тем самым взяли на себя и значительную долю ответственности за эффективность их использования. К 80-м годам было уже совершенно очевидно, что наиболее результативный и надежный путь к росту благосостояния территории – это развитие ее научно-технического потенциала. Пример Силиконовой долины (окрестности Сан-Франциско) и Шоссе 128 (Бостон и прилегающие к нему с северо-востока территории), добившихся блестящих результатов в последние годы благодаря бурному развитию наукоемких отраслей электронной промышленности (от микросхем до компьютеров), убедил и заразил всех, и не только в США. Практически все штаты США в 60-е годы активно занялись «наукофикацией» своей производственной базы и экономики в целом. Так что идеи провозглашенного Клинтоном поворота лицом к потребителю новых технологий упали на вполне подготовленную почву и встретили на региональном и местном уровнях полное понимание и поддержку.

Работа по широкому внедрению наукоемких технологий во все отрасли хозяйства в принципе невозможна без опоры на местную и региональную администрацию и общественность; инновационная деятельность по природе своей децентрализована, она – результат творческой и деловой активности отдельных предпринимателей, ученых и инженеров, ее невозможно организовать в директивном порядке из центра. В организационно-техническом и административном плане поддерживать ее правительству любого уровня сложнее, чем помогать университетам и институтам, генерирующим новые идеи и технические принципы. С одной стороны, она требует не столько «прорывов», сколько повседневного кропотливого и настойчивого труда по приспособлению новых процессов и изделий к конкретным условиям и решению конкретных задач, требует обучения персонала, пропагандистской работы, помощи в проведении маркетинга и т.д. С другой стороны, при нынешних темпах научно-технического прогресса и остроте глобальной конкуренции успех дела зависит от динамизма, гибкости, способности приспосабливаться к быстро меняющимся условиям. Все эти качества никогда не были сильными сторонами государственных структур высокого уровня. Напротив, такие структуры тяготеют к инерционности, пронизаны бюрократизмом, двигаются медленно, а зачастую просто буксуют вследствие противоборства различных политических группировок. Низовые же звенья гораздо лучше приспособлены к решению такого рода задач. Другими сло-вами, поддержка потребителя, использование науки для обеспечения экономического роста как особенность новой парадигмы технологического развития естественным образом влекут за собой вторую характерную черту этой парадигмы – усиление роли низших эшелонов администрации в формировании и реализации НТП.

Третья особенность, неразрывно связанная с первыми двумя, состоит в том, что произошла смена главных «двигателей» прогресса, само понятие которого так тесно связано теперь с экономическим ростом. В 70-е и 80-е годы основными катализаторами научно-технического развития являлись крупные научно-исследовательские центры, будь то вузы, правительственные лаборатории или кооперативные отраслевые объединения. Регионы остро конкурировали друг с другом, чтобы завлечь к себе такого рода центры, разместить на своей территории, допустим, строительство нового ускорителя элементарных частиц, радиотелескопа, исследовательской лаборатории концерна из числа тяжеловесов и т.п. Все это важно и сегодня, крупные научные учреждения остаются краеугольными камнями ориентированной на высокие технологии экономики. Но основными субъектами динамизма становятся не они, а производственные фирмы, большие, средние и малые, давно укоренившиеся в данном регионе и занимающиеся тра-диционными для него видами деятельности. В США такие фирмы называют «якорными», именно на них держится экономика региона, они образуют, так сказать, критическую массу производственного потенциала, здесь занято большинство работающего населения. Обновленные «якорные» фирмы цементируют регион в качестве высокотехнологичной территории в отличие от доминиро-вавших раньше, но не затрагивавших всю глубину экономики университетов или правительственных лабораторий с их прекрасными научными парками и инкубаторами.

Четвертый характерный для новой парадигмы момент является прямым следствием предыдущего и касается человеческого «капитала». В прежние годы основным, решающим компонентом рабочей силы высокотехнологичного региона были кадры ученых и инженеров. В новых условиях, когда осуществляется «наукофикация» всей экономики, всех ее основных отраслей, решается задача широкого внедрения и использования наукоемких технологий, не менее, если не более, важны кадры уровня квалифицированных техников-операторов сложного автоматизированного оборудования, наладчиков, программистов средней руки и т.д. Характерно, например, что когда столица штата Техас, город Остин, приняла план создания технополиса (80-е годы), то важнейшим пунктом этого плана было привлечение в учреждения города известных, признанных в масштабах страны и за ее пределами ученых из исследовательских центров, образующих, как говорят американцы, «Лигу башни слоновой кости». Разумеется, и сегодня без хороших ученых, способных привлечь молодежь, создать свою школу в той или иной области науки, без инженеров высокой квалификации не обойтись. Но когда штат Аризона на десять лет позже Техаса включился в технологическою гонку, администрация, в первую очередь, развернула активнейшую кампанию по обучению учеников последней ступени средних школ программированию ЭВМ и работе с компьютерами. Очевидная цель – широкая подготовка высококвалифицированных рабочих кадров и соз-дание образа штата, энергично решающего такую задачу.

Рабочие высокой квалификации нужны сегодня не только в тех отраслях, которые возникли сравнительно недавно, в основном после Второй мировой войны, и изначально относятся к высокотехнологичным, как, например, производство электронной и вычислительной техники или биотехнология. Само понятие «отрасль высокой технологии» в настоящее время видоизменяется. Элементы информационной техники в разных формах проникают практически во все отрасли сферы производства и сферы услуг в широком понимании этого последнего термина, так что почти любая отрасль национальной экономики теперь без высоких технологий не обходится. И тенденция эта из года в год нарас-тает.

В общем и целом можно утверждать, что за 80-е и 90-е годы в США благодаря предпринятым законодательной и исполнительной властью мерам на всех уровнях, от администрации президента и до местных органов власти, от министерств и до лабораторий, сформировалась система, обеспечивающая консолидацию усилий и достижений национального научно-технического потенциала и использование его в целях поддержания высоких темпов экономического роста. Основную роль в качестве «доноров» технических новшеств со стороны правительства играют три ведомства – Министерство обороны, Министерство энергетики и Национальное агентство по аэронавтике и исследованию космического пространства, на их долю приходится около 85% объемов ИР госсектора. И помимо непосредственного экономического эффекта это имеет и серьезное политическое значение. Некоторые обозреватели считают главной заслугой администрации Клинтона то, что она «...вселила в американских промышленников твердую веру в серьезность стремления правительства заниматься развитием технологий в качестве основного рычага экономического роста» (5, с. 101). Парадигма технологического развития стала иной, и установка на всемерную стимуляцию нововведений силами всех секторов экономики является долговременной, стратегической, не зависящей от флуктуации экономической конъюнктуры. Она остается в силе и после смены администрации Белого дома, и в условиях нынешнего спада, вызванного временными факторами, в том числе элементами экономического «мыльного пузыря», от которого в начале 90-х годов так жестоко пострадало хозяйство Японии, все еще не полностью оправившееся от потрясения.

Еще один характерный для новой парадигмы момент – это возросший динамизм процесса нововведений. Острота конкуренции на рынке высоких технологий, глобализация экономики и соответственно глобальный характер конкуренции выдвигают скорость превращения идеи в рыночный товар в качестве критичного фактора жизнеспособности технологичных фирм. Нередко можно столкнуться с ситуацией, когда фирма получает основную часть своих доходов от реализации продукции, которой год назад просто не существовало. А стоит немного промедлить, и товар, который намечался к выпуску, доставят в соседний магазин с другого конца света, где предприниматель оказался проворнее, а условия организации бизнеса – кредиты, налоги, цена земельных участков, наличие подходящей рабочей силы, транспорт – более благоприятны. Подсчитано, что в Силиконовой долине каждый день задержки с выходом на рынок новой микросхемы оборачивается убытком порядка 2 млн. долларов. Новая парадигма требует от предпринимателя, выдвинувшегося в качестве «двигателя» прогресса на первый план, помимо всего прочего, еще и скоростных качеств.

Наконец, в числе новых факторов, каждый из которых вносит свою лепту в формирование условий научно-техно-логического развития, необходимо отметить роль разного рода общественных организаций. В США, как и в других развитых демократических странах, за последние 10–15 лет эти организации стали активными и авторитетными участниками процесса принятия решений в области НТП, особенно когда речь идет о вопросах, затрагивающих безопасность окружающей среды или внедрение в повседневную жизнь тех или иных новинок техники и технологии. Среди членов общественных организаций много ученых, выступающих и в качестве активистов, и в качестве консультантов. Иной раз мнение общественности становится даже решающим. Достаточно указать на недавнюю острейшую дискуссию, принявшую практически всемирный масштаб, по проблемам, связанным с клонированном человека и исследованиями, направленными на использование стволовых клеток в медицинских целях, на дебаты вокруг применения методов генной инженерии для модификации сельскохозяйственных культур, в том числе пищевых, с целью получения сортов ус-тойчивых к засухе, засоленности почв, насекомым-вредителям.

Феномен возросшего влияния общественности на НТП имеет вполне объективные основания. С одной стороны, наука и технология за последние десятилетия пришли, как говорится, в каждый дом, непосредственно в повседневный труд и быт практически всех слоев населения. Люди, от младенцев до глубоких старцев, постоянно так или иначе оказываются в контакте с плодами научно-технического прогресса – дома, на работе, в транспорте, повсюду. В чем-то это просто проблемы уровня комфорта, во многих случаях сегодня они обретают жизненно важное значение, вплоть до гамлетовской дилеммы быть или не быть. Соответственно, проблемы науки и техники, НТП, обретают социальное звучание, гораздо более глубокое и широкое, чем в предшествующие эпохи. С другой стороны, вырос уровень грамотности и образованности населения, благодаря современным СМИ резко повысились его информированность и возможность получать информацию, причем эта тенденция нарастает с каждым годом, а с появле-нием Интернета обрела глобальный масштаб и всесторонний охват. В то же время наука всегда была и сегодня остается двуликим Янусом. Она создает более благополучную, комфортную, более интересную и легкую жизнь, дает больше индивидуальной свободы, более широкие возможности выбора, и так же несет с собой угрозы нарастающего ущерба окружающей среде, угрозу изменения климата, сопровождающегося крупными природными катастрофами, порождает новые риски, обострение социальных и этнических проблем.

В итоге общественность не может оставаться в стороне от вопросов НТП, и ее стремление участвовать в их решении обрело такую силу, с которой органы власти не могут не считаться. Да и нет у государства причин отказываться от сотрудничества, ибо в конечном счете у обоих сторон цель одна – обратить научно-технический прогресс во благо человека и нейтрализовать его опасные проявления. И если обе стороны не выходят за рамки законности, всегда можно найти приемлемое для всех решение.

Формы и процедуры участия общественных организаций в решении вопросов НТП чрезвычайно разнообразны. Их представители постоянно участвуют в парламентских слушаниях по проблемам, так или иначе затрагивающим интересы широких слоев населения. Широко практикуются разные варианты общественных форумов, где обсуждаются разнообразные вопросы НТП: конференции, участники которых голосуют за тот или иной вариант решения какой-либо научно-технической проблемы (voting conference); семинары с обсуждением разных сценариев развития связанных с технологическими нововведениями ситуаций (scenario workshop); конференции, посвященные обсуждению перспектив и возможных последствий использования новых технологий (future search conference); конференций, направленные на достижение по конкретной проблеме консенсуса между всеми участниками нововведенческой цепочки от исследовательского центра до потребительского рынка (consensus conference).

Подводя итог рассмотренным переменам, можно констатировать, что они охватили основные аспекты государственной НТП, взаимоотношения сферы науки и техники с производством и сферой услуг, затронули систему приоритетов науки, ее целей и задач, распределение ролей между разными типами субъектов научно-технической деятельности, структуру научных кадров и взаимоотношения сферы науки и техники с широкими слоями населения. Все это позволяет утверждать, что в XXI в. Америка вступила с новой парадигмой технологического развития, в большей, чем ранее, степени отвечающей складывающимся в современном мире условиям социально-экономического развития. Аналогичные перемены происходили в 80-е и 90-е годы и в странах Западной Европы, как на национальном уровне, так и в рамках Европейского Союза. Будучи наиболее мощным в мире генератором технического прогресса в послевоенный период, Соединенные Штаты являются своего рода полигоном, где возникают и проходят проверку практикой не только новые технологии и изделия, но и научно-организационные новшества, новые формы и методы НТП и другие касающиеся роли и места науки в обществе нововведения. Вспомним хотя бы историю научных парков и инкубаторов. Конечно, условия в Западной Европе и США не идентичны, особенно если речь идет о Союзе в целом. Уровень входящих в него стран различен, различны и формы институциализации науки в передовых государствах, и их НТП, а на союзном уровне ни юридической, ни организационной базы для проведения такой политики до 80-х годов практически не было. Первая программа совместных ИР – ESPRIТ – появилась лишь в 1983 г., а наиболее удачная и действующая поныне форма коллективных исследований, так называемые рамочные программы, сложилась несколько позднее, в 1984 г. Окончательное же юридическое оформление активная роль Союза в НТП получила в Едином европейском акте, ратифицированном в 1987 г., и была подтверждена Маастрихтским договором 1993 г., причем целью союзной НТП объявлялось усиление позиций европейской науки и техники на мировой арене и повышение конкурентоспособности европейской индустрии на рынке наукоемких товаров.

Характерна эволюция тематики подпрограмм, входящих в рамочные программы**. Первые четыре строились в основном по научным направлениям, а пятая отличается от предыдущих и в полной мере отражает тот поворот в НТП, который имел место в США: акцент на потребителя технологий, на их внедрение и на связь с экономическим ростом. Одна из основных подпрограмм так и названа «Конкурентоспособность и устойчивый экономических рост». Еще более в Западной Европе проявляется другая составляющая новой парадигмы – влияние общественности, участие общественных организаций в процессе выработки решений в области НТП. Лидируют в «изобретении» и внедрении различных форм этого участия, в том числе тех, что были перечислены выше, небольшие западноевропейские страны – Дания, Голландия, Бельгия. Земли там мало, плотность населения высокая, проблемы ох-раны окружающей среды чрезвычайно актуальны, и в то же время налицо давние и прочные традиции социального партнерства. Проявляются в Европе и остальные характерные моменты, по своему содержанию сходные с происходящими в США переменами. Однако анализ европейской ситуации, которая имеет и целый ряд особенностей как для региона в целом, так и для каждой из входящих в него стран, особенно стран-лидеров – Германии, Франции, Великобритании, выходит за рамки нашего исследования.

В большей мере мы считаем необходимым осветить состояние научно-технического потенциала РФ и перспективы формирования ИО в нашей стране. Решению этой задачи и посвящены последующие разделы данной монографии.

^{* Повторим, доконкурентная стадия включает в себя любые фундаментальные исследования, разработку технической идеи, расчеты, макетирование вплоть до создания и испытания прототипа изделия. Дальнейшие этапы – конструктивная доработка применительно к специализации традициям и техническим возможностям фирмы, дизайн, разработка модификаций, маркетинг – все это сотрудничающие компании проводят разделено. Здесь и разворачивается конку-ренция за то, чтобы скорее и полнее других использовать совместно созданный задел.
**С 1987 г. реализовано пять рамочных программ (РП): РП-I (1984–1987), РП-II (1987–1990), РП-III (1990–1994), РП-IV (1995–1998) и РП-V (1999–2002). В настоящее время действует РП-VI (2003–2006).}

ПРИЛОЖЕНИЕ
АМЕРИКАНСКИЕ ЗАКОНЫ О КООПЕРАЦИИ
В СФЕРЕ ИССЛЕДОВАНИЙ И РАЗРАБОТОК (ИР)
И О ПЕРЕДАЧЕ ТЕХНОЛОГИЙ ИЗ ГОСУДАРСТВЕННОГО СЕКТОРА НАУКИ
В ЧАСТНЫЙ

1. 1980 г. Закон Стивенсона–Уайдлера о технологических нововведениях (Stevenson–Wydler technology innovation act). Обязал правительственные ведомства организовать передачу находящихся в государственной собственности изобретений властям штатов, местным властям и в частный сектор.

2. 1980 г. Закон Бея–Доула о патентных правах малых фирм и университетов (Bayh–Dole university and small business patent act). Разрешил получателям правительственных грантов и исполнителям правительственных контрактов сохранять за собой права на созданные на государственные средства изобретения.

3. 1982 г. Закон о развитии инновационного потенциала малого бизнеса (Small Business Innovation Development Act). Создал «Программу развития инновационного потенциала малого бизнеса». Обязал все министерства и ведомства, исследовательские бюджеты которых, превышают 100 млн. долл. расходовать 1,25% этих денег на гранты, контракты или соглашения о кооперации с малыми и средними фирмами.

4. 1984 г. Закон о кооперации в исследовательской деятельности (National Cooperative Research Act). Разрешил фирмам США кооперировать усилия для проведения ИР на доконкурентной стадии процесса нововведений.

5. 1986 г. Закон о передаче технологий, созданных государственными лабораториями (Federal Technology Transfer Act). Внес дополнение в закон Стивенсона–Уайдлера, разрешив федеральным лабораториям заключать соглашения о кооперации между собой и с организациями других секторов.

6. 1988 г. Сводный закон о торговле и конкурентоспособности (Omnibus Trade and Competitiveness Act). Создал Совет по проблеме кон-курентоспособности. Предусмотрел организацию в составе Национального института стандартов и технологий «Программы передовых технологий», а также региональных центров производственных технологий для помощи предприятиям в освоении новой техники и методов производства.

7. 1989 г. Закон о передаче технологий в целях повышения национальной конкурентоспособности (National Competitiveness Technology Transfer Act). Дополнил закон Стивенсона–Уайдлера, разрешив заключать соглашения о кооперации в сфере ИР государственным лабораториям, управляемым по контракту университетами или частными фирмами.

8. 1993 г. Закон о кооперации в исследованиях и производстве (National Cooperative research and Production Act). Разрешил участникам совместных исследовательских венчурных предприятий не только разрабатывать новые технологии, но и совместно их применять.

9. 2000 г. Закон о коммерциализации передаваемых технологий (Technology Transfer Commercialization Act). Внес поправки в закон Стивенсона–Уайдлера, облегчающие министерствам и ведомствам лицензирование их разработок.