Современный способ научного мышления является стратегическим фактором научно-технического прогресса, и та нация (страна), которая пренебрегла им или не смогла сделать его достоянием всех своих граждан, неизбежно уступит место другим народам, усвоившим категориальную систему научного способа мышления и вытекающие из нее культурные ценности.

Фундаментальные исследования с их установкой на поиск неизвестных ранее явлений и закономерностей – это такой вид деятельности, при которой соблюдение свободы научных исследований является одним из важнейших условий не только успешности, но и самой возможности такой деятельности. Цели здесь определяются самой логикой научного поиска, и их привнесение извне исключается абсолютно. Государство никогда не должно требовать от академического учреждения (университета) ничего такого, что непосредственно служило бы его целям, оно должно исходить из убеждения, что фундаментальная наука, решая свои собственные задачи, тем самым будет служить и целям государства, причем наилучшим образом. Любые исследования, проводимые с другой целью, могут и, как правило, должны координироваться и контролироваться извне, так как извне задаются цели этих исследований. Степень такой координации может быть различной, но ее неизбежность очевидна.

«Вызов» реформ в России состоит в смене формы собственности. Сменились экономическая база, политические ориентиры, система управления – все условия существования науки и организационно-управленческая часть научно-технического потенциала. Становление рыночной экономики в России поставило перед законодательной и исполнительной властью ряд весьма сложных проблем, решенных более 50 лет назад странами с развитой рыночной экономикой*. В связи с этим перед Россией возникла пока не осознанная политиками стратегическая задача: решить проблемы на этом пути не в течение 50 лет, а сократить его до десяти лет. Россия в данный момент находится на перепутье. Перед ней возникла в весьма острой форме проблема выбора исторической перспективы, сложилась своеобразная ситуация, совпадающая по своей сути (почти один к одному) с политической обстановкой в сфере научной деятельности в США пятидесятилетней давности. Теперь можно констатировать, что США за эти 50 лет создали мощную и динамичную систему государственной поддержки научно-технической деятельности. Эта система охватила все уровни государственного управления: федеральный, региональный (правительства штатов) и местную власть. Другими словами, наука стала основой технологического могущества, устойчивого экономического роста, духовного и материального благосостояния (6).

В России иная ситуация. Наука понесла и пока продолжает нести большие потери не столько в силу внутренних, свойственных самой науке причин, а в силу того, что она была, во-первых, полностью огосударствлена, во-вторых, предельно идеологизирована и, в-третьих, в беспрецедентной степени милитаризована. Рухнуло государство, главное – его экономика и политическое устройство, а с ним стало разваливаться все, что ему принадлежало и в огромной мере потеряло его поддержку, в том числе наука.

Некомпетентное вмешательство в науку – неважно, в какой форме, – весьма опасно. Естественно, что прежде всего следует поддерживать фундаментальные исследования. Здесь необходимо сформировать механизмы, которые способствовали бы сохранению и развитию этих исследований. Думается, что перестройку РАН нужно начинать с расширения базы именно академической науки. В связи с этим всесторонней поддержки заслуживает весьма перспективная Федеральная целевая программа «Интеграция науки и высшей школы России». Реализация этой программы окажет в ближайшей перспективе более эффективное воздействие на перестройку РАН, чем все вместе взятые традиционные административные меры по «сокращению и объединению».

В рамках Федеральной целевой программы «Интеграция науки и высшей школы России» создано более 150 учебно-научных центров. Они доказали свою перспективность. Эти центры могли бы служить науке еще более эффективно, если их деятельность связать с работой базовых академических кафедр, примерно три которых функционируют в институтах РАН. Хорошо зарекомендовало себя такое новое явление, как университеты с академической основой. Это, в частности, Пущинский университет, Государственный университет гуманитарных наук (название еще окончательно не ут-вердилось).

Создание Государственного университета гуманитарных наук на базе исследовательских институтов РАН имеет принципиальное значение. Это новая системообразующая структура. Каждый академический институт должен сформировать факультет по своему профилю. По мере становления и укрепления новой для РАН дисциплинарно-академической структуры научной деятельности Российская академия, наконец, перестроит свою работу в соответствии с организационной структурой исследовательских университетов, признанной мировым научным сообществом в качестве наиболее эффективной системы подготовки научных кадров. Основным принципом дисциплинарно-академического вида научной деятельности является соединение преподавания и исследования. Эта структура включает два важнейших аспекта деятельности: исследовательский, требующий от профессора-исследователя новых научных результатов, и учебно-академический, когда профессор-преподаватель передает свои исследовательские и другие профессиональные навыки студентам, в конечном итоге новому поколению научных работников. В процессе институционализации принципа «исследования для обучения и обучение для исследования» в самой дисциплинарно-академической структуре формируется постоянно действующая система подготовки научных кадров через аспирантуру и институт личной научной школы.

Следующий этап реформы Российской академии напрашивается сам собой – это создание Государственного университета естественных наук на базе академических институтов.

В этом направлении предстоит большой объем работы по становлению и развитию названных университетов. Главным из многочисленных мероприятий в их формировании является разработка согласованных критериев, механизмов и процедур по обеспечению качества образования и образовательных услуг.

Недавно по инициативе академика Жореса Алферова создан университет на базе Физико-технического института РАН им. А.Ф.Иоффе. Инновационно-технологические центры создаются в Сибирском отделении РАН, в Черноголовке в Подмосковье (Исследовательский центр РАН), в С.-Петербурге и в других регионах страны. К сожалению, путь этим инициативам преграждает, как это ни странно покажется, Российское правительство. Это делается двумя способами. Первый – сокращение финансовых средств. Ситуацию такого сокращения можно проиллюстрировать на примере Федеральной целевой программы «Интеграция науки и высшей школы России», финансирование которой сократилось более чем в два раза. Программа, когда-то называвшаяся «президентской», сейчас вынуждена искать деньги для своего развития на стороне. Второй – это внесение заведомо невежественными людьми поправок в нормативно-правовую базу. Эти поправки к закону лишают университеты возможности заниматься наукой, а академические институты – образовательной деятельностью.

Главный инновационный принцип – это перманентное отсечение устаревших организационных форм, социальных и экономических механизмов, психологических установок и т.д. ради созидания, но никак не для разрушения ради разрушения, как это часто бывает на практике. РАН нуждается в конструктивной перестройке, в связи с этим представляется целесообразным разработать краткосрочный мегапроект и, самое главное, реализовать его, создав на базе РАН научную экспертизу (в США эту функцию выполняет Национальная академия наук). На уровне правительства нередко принимаются решения без научной экспертизы, из-за чего в конечном итоге страна несет гигантские убытки. В связи с реорганизацией РАН целесообразно обязать ее, приняв учитывающий специфику академии закон, проводить по заказу правительства и его ведомств научную экспертизу. Система научной экспертизы на базе РАН позволит перестроить государственный аппарат и систему обслуживания Государственной Думы и Совета Федерации, резко сократив численность этой системы. В результате такой перестройки освободятся финансовые средства, которых так не хватает для государственной поддержки научно-технической деятельности в стране. Разработка такой системы поддержки – это мегапроект стратегического значения.

В сложившихся условиях переходного периода государственная научно-техническая политика РФ должна, с одной стороны, иметь четкие стратегические цели, предусматривающие создание новой модели общества, формируемой реформами, а с другой – тактические цели и приемы, позволяющие продвигаться в стратегических направлениях, достаточно гибко приспосабливаясь к сиюминутной ситуации, маневрируя под давлением краткосрочных обстоятельств, если это необходимо, но не отступая слишком далеко от магистрального пути. В связи с этим центральное значение приобретает вопрос о той модели управления наукой, к которой нам следует стремиться как к оптимальному варианту, учитывающему и мировой опыт, и специфику России. Есть ли представление о ней у тех, кто сегодня принимает или по статусу обязан принимать решение о реформах в области науки и техники? На каких принципах должна быть построена такая модель? В какой мере и в какой форме она должна быть юридически закреплена? Каковы основные этапы продвижения к оптимальной модели? На эти и множество других аналогичных вопросов следовало бы уже вчера иметь развернутые ответы, хотя бы в первом приближении. Знать о целях, принципах и последовательности реформ необходимо не только руководителям всех рангов, но и всем, кто работает в сфере техники и в смежных областях. Это в значительной степени упорядочило бы действия «внизу», в коллективах, могло бы ускорить ход преобразований, придать им целеустремленный, более спокойный и упорядоченный характер.

Однако при том, что реформы в целом идут в РФ отнюдь не планомерно, без четкого, унифицированного представления о типе общества, к которому мы хотим прийти, о последовательности «ходов» и т.д., трудно ожидать порядка и ясности в какой-то одной конкретной сфере, в нашем случае – в сфере науки.

В декабре 2000 г. в печати появилось сообщение о создании Совета по науке и технологиям во главе с президентом РФ В.В.Путиным. Более года спустя, в марте 2002 г., состоялось такое представительное собрание, посвященное науке, подобного которому история государства Российского не знала. В нем приняли участие Совет безопасности РФ, Президиум Государственного Совета и Совет по науке и технологиям при Президенте РФ. Контуры государственной научно-технической политики обозначены в очередном документе «Основы политики РФ в области развития науки и технологий на период до 2010 года и дальнейшую перспективу», в котором впервые за последнее десятилетие фундаментальная наука была названа национальным достоянием и поставлена задача формирования национальной инновационной системы. Однако факт принятия этого документа вряд ли что-то изменит: его, по всей видимости, ждет судьба прежде принятых законов, концепций, доктрин о науке и государственной научно-технической политике. Решения, принимаемые на государственном уровне, должны обеспечиваться финансированием в достаточном объеме и детально проработанными механизмами их реализации. Эти условия в сфере науки, как правило, в государстве не соблюдаются. Первое условие не выполняется, потому что нет якобы денег, притом ежегодно, что признано почти официально, миллиарды долларов перечисляются на счета зарубежных банков, а второе – по причине некомпетентности при подготовке и принятии соответст-вующих законов.

Наука в России в данный момент не востребована. Это – факт. И он свидетельствует о порочной социально-экономической политике российского правительства. В таких условиях решить задачу, поставленную в «Основах политики РФ в области развития науки и технологий...», т.е. создать национальную инновационную систему, невозможно.

Третья составная часть научно-технического потенциала – это высшая школа. Любая сфера человеческой деятельности в современном обществе, как известно, связана с наукой, доступ к которой возможен только через систему образования. Она монополизировала все пути, ведущие на разные уровни социальной структуры общества. Научное сообщество, чтобы сохранить себя в качестве устойчивого социального формирования, должно социально воспроизводиться. Эту функцию и выполняет высшая школа, осуществляя подготовку научных кадров.

Высшая школа при советской власти была одним из немногих социальных институтов, в которых интересы общества и государства более или менее сочетались друг с другом. Для советского общества высшая школа была инструментом вертикальной социальной мобильности, институтом нобилитации для групп, занимавших в обществе сравнительно низкое положение, и способом, помогающим, по крайней мере сохранить или подтвердить свое общественное положение для групп, его уже достигших. Советская высшая школа ни в какой мере не выполняла той роли, которую выполняли университеты на Западе, она не являлась школой демократии и была лишена какой-либо генетической памяти об академических свободах.

Система высшей школы никогда не была единой, она была корпоративной, ведомственной, и притом некоторые ее структуры имели разные, практически изолированные друг от друга системы высшего образования: для государственно-партийных кадров в системе партийного образования, для военных специалистов, кадров государственной безопасности и МВД, для дипломатического корпуса и т.д. Шел процесс обособления подготовки специалистов для ВПК, которая концентрировалась в немногочисленных вузах и их отделениях в закрытых городах. По мере того как структура народного хозяйства СССР усложнялась, высшая школа становилась все более тесно привязанной к этой структуре. В 1985 г. высшая школа осуществляла обучение студентов более чем по 400 специальностям (в рамках этих специальностей выделялось около 1300 специализаций).

Практика, при которой номенклатура специальностей строится в соответствии с прогнозируемыми потребностями народного хозяйства, возникла в итоге реализации доктрины высшего образования, которую последовательно развивал Н.И.Бухарин. Практическое ее воплощение в жизнь стало одним из факторов консервации пропорций в народном хозяйстве и фундаментальным препятствием в распространении инноваций. При стационарности процессов в народном хозяйстве, эволюционном характере его развития такая система отношений между производством и высшей школой давала возможность быстро увеличивать масштабы производства, не меняя принципиально его характера и технологического уровня, упрощала использование специалистов: нет рынка труда с его риском, сложностью выбора, периодической сменой специальностей, необходимостью радикальной переподготовки кадров. Специалисты, подготовленные в этой системе, как правило, были мало склонны к самостоятельным решениям, риску, их инновационные способности проявлялись лишь там, где возможные убытки от технических ошибок не имеют большого значения. «Бухаринская доктрина высшей школы пережила не только автора, но и страну, в которой она возникла» (7, с. 165–167).

Когда эксперты Минобразования утверждают, «что реальные потребности народного хозяйства России в специалистах удовлетворяются только на 25% по основным и всего на 1% – по новейшим специальностям, они свидетельствуют, что продолжают мыслить в рамках бухаринской модели» (там же). При структурной перестройке народного хозяйства, когда поток инвестиций ежегодно меняет направление, подобные выкладки теряют всякий смысл. В настоящий момент «...абсурдны попытки угадать эти потребности на 4–5 лет вперед и централизованно планировать подготовку специалистов. Необходимо менять модель подготовки специалистов, а не пытаться решить задачу в рамках заведомо негодной концепции их подготовки. Одно из направлений изменения этой модели давно признано, это – “фундаментализация” высшей школы: углубленная подготовка дает возможность выпускникам вузов более уверенно чувствовать себя на рынке труда. Другое направление, актуальность которого становится все более очевидной, – ее “регионализация”: высшее образование должно во все большей степени быть ориентировано на местные нужды» (там же).

В процессе реформы высшего образования в 30-е годы наука была возвращена в вузы Постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 23 июня 1936 г. «О работе высших учебных заведений и о руководстве высшей школой». Возвращая науку в вузы как необходимый компонент высшей школы, постановление закрепляло ее периферийный характер. Вузовской науке не было гарантировано центрального финансирования, но было разрешено вступать в договорные отношения с промышленностью и получать от нее заказы. Но именно эта особенность вузовской науки, которая на про-тяжении всего советского периода ее развития осознавалась как признак снисходительного отношения к ней власти, стала с распадом советской системы управления наукой источником силы для этого сектора научной деятельности.

В системе вузов легче всего привилась система управления, где государственная собственность фактически находится в полном хозяйственном ведении частных лиц и коллективов, которые могут распоряжаться ею относительно бесконтрольно. Здесь стали действовать первые хозрасчетные научные подразделения, инженерные центры, потом – малые предприятия и фирмы, использовавшие госсобственность на основе договоров о совместной деятельности с вузами. Вуз в советский период приобрел в конечном итоге больше автономности, чем академические и отраслевые научно-исследовательские институты и тем более производственные организации, так как находился на периферии интересов опекающих его ведомств, имел благодаря децентрализации системы высшего образования тесные связи с местными властями, неформальные отношения с промышленными предприятиями и другими организациями. Со снятием практически всех формальных ограничений на совместительство в конце 80-х годов тенденция к нефор-мальному, не отраженному в статистике усилению вузовской науки укрепилась. На резкое ухудшение экономической конъюнктуры вузовский сектор науки отреагировал с гораздо большей мобильностью, чем другие сектора науки, приблизив кадровую структуру к новым условиям. Уход из вузовской науки кадров в значительной мере связан с сокращением числа хоздоговорных работ и возрастанием доли государственного финансирования (до 60% на начало 1993 г.), которое направлено главным образом на поддержку фундаментальных исследований.

На фундаментальное исследование значительно легче получить средства из внебюджетных источников – отечественных и зарубежных фондов. Значимость этого источника финансирования для вузов продолжает возрастать. «Фундаментализация» вузовской науки сразу дала эффект. Практически все гранты, выделенные двумя крупнейшими фондами – Международным научным фондом (Фонд Сороса) и Российским фондом фундаментальных исследований, – были поделены научно-исследовательскими институтами (академическими и ведомственными) и вузами. Институты, в которых выполняется свыше 80% всех фундаментальных исследований, получили примерно 75% всех грантов, а вузы, на долю которых остается менее 20% объема фундаментальных исследований, получили 22–23%. Лидером по числу полученных в 1993–1994 гг. грантов стал химический факультет МГУ (186 грантов), причем выполненные на факультете работы одинаково высоко оценили как международные, так и отечественные комиссии экспертов (7, с. 204–205).

Таким образом, заметно изменился сам облик вузовской науки: из преимущественно прикладной, финансируемой из внебюджетных источников и существующей как бы «при вузах», она стала более фундаментальной и теснее связанной с учебным процессом. Независимая экспертиза научных фондов показала, что в сфере фундаментальных исследований вузовская наука, всегда воспринимавшаяся как маргинальная, нисколько не уступает ни академическому, ни отраслевому сектору.

Весьма симптоматично проявление в очень короткий срок тенденции к концентрации научного потенциала высшей школы в элитарных вузах, как это имеет место и в США. Так, в вузах Москвы и С.-Петербурга, составляющих одну треть вузов страны, выполняется 50% всех НИР и 63% всех прикладных исследований. Более того, пять московских вузов (МГУ, МЭИ, МИФИ, МАИ, МГТУ) выполняют одну четвертую часть всех научных исследований вузов России (там же).

Состояние и перспективы развития вузовского сектора науки в настоящий момент можно охарактеризовать следующим образом: потенциал этого сектора науки, как показала проведенная в ходе открытых научных конкурсов экспертиза, гораздо выше, чем это было принято считать в со-ветский период.

Реформы образования, осуществляемые в настоящее время в разных странах, прежде всего обусловлены объективными требованиями развития экономики, науки и техники. Для обеспечения их успеха необходимо соблюдение общих принципов. Во-первых, в каждой стране образование социокультурно детерминировано, поэтому любая реформа системы образования должна быть увязана с социальной структурой и культурными традициями страны. Во-вторых, содержание и конечные цели реформы должны совпадать с общенациональной политикой государства. В-третьих, ре-форма в сфере образования неизбежно воздействует на разные уровни экономических и социальных отношений и вызывает в них соответствующие изменения, предвидеть которые и быть готовыми их конструктивно встретить – одна из важнейших функций государственных органов.

Демократизация системы образования, или «равенство возможностей перед образованием», которая эта система предлагает, только частично определяется численностью населения, охваченного разными формами образования. Специально проведенные исследования свидетельствуют о том, что экономический рост ведет не только к экономическому неравенству, но и в равной мере при массовом образовании к неравенству и в этой области. Это неравенство в настоящее время усиливается как внутри страны, так и между странами. Поэтому реальная эгалитарность возможностей доступа к образованию не может быть осуществлена только путем внутренней трансформации систем образования – нужны глубокие изменения социальных структур и экономической системы, чтобы достичь этой цели.

Система подготовки научных кадров в конечном счете зависит от тех требований, которые предъявляются ученым их научной деятельностью. Эта система в значительной степени производна от сложившихся академических традиций и от тенденций их изменения. Наиболее результативно подготовка и воспроизводство научных кадров, как было отмечено выше, осуществляются в дисциплинарно-академической структуре научной деятельности, надежность которой проверена временем.

Утверждение такой структуры в системе образования приведет, по нашему мнению, к возрастанию научно-технического потенциала страны и позволит достигнуть двух целей. Во-первых, в связи с распадом отраслевой науки произойдет ее перестройка, решение задач которой по многим направлениям возьмет на себя (по мере становления) вузовский научный потенциал в кооперации с промышленностью и сельскохозяйственным производством. Во-вторых, вузовская наука, построенная на современных организационных принципах и формах и получающая в достаточной мере финансовую поддержку, неизбежно расширит фронт фундаментальных исследований и в таком качестве станет реальным фактором, не только стимулирующим исследования в академическом секторе науки, но и ломающим административно-бюрократическую организацию научных исследований как таковую.

Теперь необходимо вернуться к Федеральной целевой программе (ФЦП) «Интеграция науки и высшей школы России», в соответствии с которой довольно успешно стала формироваться сеть учебно-научных центров. Эти центры по сути своей являются прообразом будущих исследовательских университетов – базой академической (фундаментальной) науки в ближайшей перспективе. Тем более, как признало руководство РАН, «наблюдается катастрофическое старение научных кадров высшего звена, вызванное причинами как объективного (недостаточное бюджетное финансирование научной сферы), так и субъективного характера (снижение престижа труда научных работников и утрата вследствие этого интереса молодежи к повышению своей научной квалификации). Это свидетельствует о неблагополучной ситуации с подготовкой и преемственностью научных кадров высшего звена РАН, что ставит под угрозу возможность сохра-нения научного потенциала и научных школ России» (8).

Программа ФЦП «Интеграция...» заслуживает государственной поддержки, и она может и должна быть оказана в виде:

– финансового обеспечения (финансирование ее должно не сокращаться, а увеличиваться);

– юридического обеспечения (необходимо принять нормативный акт, направленный на поддержку деятельности учебно-научных центров и базовых кафедр);

– материально-технического обеспечения (современная аппаратура, оборудование и реактивы для исследований);

– отмены нелепого запрета правительства об издании ФЦП монографий и учебников, ибо такой запрет нарушает кардинальный принцип научной деятельности: исследование не завершено, если результаты его не опубликованы.

Чтобы оценить ФЦП «Интеграция...» и ее значимость в ближайшем будущем в научно-техническом развитии России, необходимо дать объективную оценку РАН в целом и сделать из этой оценки соответствующие выводы.

Знакомство с предысторией РАН позволяет сделать некоторые «открытия», противоречащие распространенной мифологии. Петербургская академия наук, (так она называлась до 1917 г.), действительно была первым по времени светским научным учреждением на территории России, но считать ее родоначальницей национальной русской науки было бы преувеличением. Академия имела высокий официальный статус, но это не уберегало ее от обоснованной критики со стороны образованных кругов страны, и общественный престиж Академии непрерывно снижался, едва ли не обратив-шись в нуль ко времени революции 1917 г. Наука в России XIX – начала XX в. развивалась, главным образом, в государственных высших учебных заведениях. Конечно, Петербургская академия наук как комплексный научно-исследовательский институт внесла свою лепту в развитие науки в России до 1917 г. Но лепту достаточно скромную ввиду малочисленности работников и скудности материально-технического обеспечения (9). Справедливости ради следует отметить, что до октября 1917 г. Петербургская академия наук довольно успешно проводила научные исследования по широкому спектру гуманитарного профиля (10).

Советское государство явилось первой в мире страной, где политика в области науки и техники заняла не менее важное место, чем другие направления государственной деятельности, такие, как политика в области экономики, образования, внешних сношений и т.д. В планах и проектах, которые рождались в официальных государственных органах, нашел отражение весь комплекс идей, высказанных передовыми учеными России до Октябрьской революции. Многие из них приобрели качественно иное содержание. Таковым был, например, вопрос о централизованном руководстве научной деятельностью. Несмотря на многие негативные моменты, характерные для научной деятельности этого периода, у советской системы в целом и у научно-технического потенциала в частности было немало сильных сторон, которые заслуживают серьезного анализа. Со временем это будет сделано. Сейчас можно отметить только фактическую сторону вопроса. В 20-е годы ХХ в., не располагая большими материальными ресурсами, советская власть не скупилась на моральную и организационную поддержку научных учреждений. «Всего лишь за 12 лет, с 1918 по 1930 год, численность таковых выросла в СССР более чем в пять раз, достигнув примерно 800. Новые научные институты возникали и на базе лабораторий и комиссий АН СССР; они либо оставались при Академии, в системе Наркомпроса, либо переходили под эгиду ВСНХ, где сосредотачивались все более многочисленные учреждения прикладной науки» (9, с. 211).

К 1940 г. количество научных институтов в Академии наук СССР возросло до 150, а численность научных сотрудников – до 4 тыс. С 1945 по 1970 г. общая численность научных работников, включая профессорско-преподавательский персонал высшей школы, возросла в СССР округленно со 130 тыс. до 950 тыс. человек; в 1980–1985 гг. она уже составила 1,4 и 1,5 млн. человек (9, с. 215).

Именно такие действия советского государства определили неповторимый облик его научной системы, оказавшей громадное влияние на научно-техническую политику передовых стран мира.

АН СССР была хотя и важной, но малой частью огромной научно-технической системы Советского Союза. В 1998 г. показатели для преемника АН СССР – Российской академии наук были следующие: численность ученых-исследователей – 62 тыс. человек, количество научных учреждений – 448, число академиков – 468, число членов-корреспондентов – 690. Последние в своем подавляющем большинстве – это директора институтов, руководители крупных отделов и лабораторий, изредка – вузовских кафедр.

Первый вывод из вышеприведенной оценки. Научный потенциал РАН в его современном масштабе был создан целиком и полностью в условиях господства тоталитарной государственной системы советского периода со всеми вытекающими из этого последствиями. Второй вывод: организационно-управленческая структура РАН была сформирована на жестких принципах тоталитарного режима, основным содержанием которых было беспрекословное подчинение политическому руководству страны.

Мы об этом как-то подзабыли. А между тем процесс освобождения от наследия тоталитарного режима до сих пор незавершен. Мы выпали из этого режима, обрели свободу мысли, но до демократического общества еще не доросли. Система руководства наукой в России в организационно-управленческом плане претерпела существенные изменения, и этот процесс продолжается. Общее направление и смысл этих изменений состоят в переходе от господства командно-административных способов управления и контроля к созданию системы взаимоотношений между государством и сферой науки, характерных для современного демократического общества, обладающего крупным и многофункциональным научно-техническим потенциалом. Конечный результат этого перехода трудно предсказать.

Парадокс тоталитарного режима коммунистического типа состоит в том, что он, хотя и на крови, созидал по своему образу и подобию систему научного развития страны. Современные правительства РФ одно за другим вот уже более десяти лет эту систему разрушают. Политическому руководству страны пора осознать, что у России без науки нет будущего. В процессе формирования новой системы взаимоотношений между государством и наукой оно обязано обеспечить государственную поддержку научно-технической деятельности на долгосрочную перспективу. Эта поддержка необходима сегодня – завтра будет поздно. Именно в этой си-туации учебно-научные центры Федеральной целевой программы «Интеграция науки и высшей школы России» и могут сыграть решающую роль. Не исключено, что эти центры станут прибежищем для многих институтов РАН, особенно в области общественных и гуманитарных наук.

Между тем эти центры, не успев окрепнуть, могут погибнуть вместе с РАН. Эта угроза исходит от Российского правительства. Оно предприняло такую акцию по «оптимизации» бюджетных расходов, которая грозит масштабной ликвидацией научных учреждений. Объективно эта акция ассоциируется с тотальным наступлением, направленным на свертывание научно-технического потенциала России (см. Протокольное решение Комиссии Правительства РФ по вопросам оптимизации бюджетных расходов, подписанное председателем комиссии – зам. Председателя Правительства РФ А.Л.Кудриным). Аббревиатура упомянутой комиссии (КОБРа) весьма зловеща. Образно говоря, укус КОБРы, если не будут предприняты контрмеры, может быть смертелен для российской науки.

В последние два года, а тем более в текущем (2003) году наметился процесс конструктивной перестройки РАН, его надо поддержать, а не мешать ему, используя административные меры. Вместо них целесообразно установить мониторинг за инновационным развитием в академических структурах.

В сложившейся ситуации российское сообщество ученых может рассчитывать только на себя и возможную поддержку международных научных фондов. Лидеры российского сообщества ученых, если таковыми себя кто-то считает, должны на время отложить свои научные дела и заняться политикой. Ученых никто не защитит. Они могут и должны защитить себя сами. Ученым России необходимо изменить общественно-политическое мышление, навязанное тоталитарным режимом, и обрести способность апеллировать к общественному мнению, вести диалог с исполнительной и законодательной властью, защищать науку, доказывать ее важность для развития общества. Сделать это трудно, но необходимо. Понимание важности такого шага и главное – его осуществление послужат началом реального сближения научной деятельности и рыночной экономики.

^{* Для России весьма важен опыт, приобретенный США 50 лет назад. Проблемы, которые они решали тогда, для них стали историей, а для нас они приобрели в настоящий момент чрезвычайную актуальность}