V. Государственное финансирование науки в Японии

Япония – страна, которая вызывала у иностранцев острое любопытство и удивление с того исторического момента, когда в 1543 г. португальцы первыми из европейцев добрались до острова Танегасима. И после своего географического открытия она еще более трех веков оставалась тайной для иностранцев, поскольку не пускала их к себе. Пожалуй, они не так уж и стремились «открыть» Японию в полном смысле этого слова, никаких особо привлекательных природных богатств там не было – ни золота, ни драгоценных камней, ни пряностей. В конце концов японцы сами «открылись» миру, убедившись в том, что необходимо приобщиться к европейской и североамериканской цивилизациям и постепенно перенимать от них все, что было полезно и выгодно. Нашествий, завоеваний, иноземного господства Япония благополучно избежала, как избежала и крупных внутренних потрясений, революций, обходясь в нужных случаях реформами. Продолжая удивлять мир, к концу XIX в. эта страна сама превратилась в колонизатора и завоевателя, сумев нанести военные поражения таким гигантским в сравнении с нею государствам, как Китай и Россия. Даже после, казалось бы, совершенно тяжелого поражения во Второй мировой войне, в ходе которой города страны были практически полностью разрушены американскими бомбардировками, а два из них испытали на себе страшную поражающую силу атомных взрывов1, произошло то, что мир вполне справедливо назвал «японским чудом». За очень короткий по историческим меркам срок (около двух десятилетий) эта страна смогла пробиться в группу ведущих промышленных государств мира и по важнейшим показателям развития производства и экспорта занять второе после США место, которое не уступила никому и до наших дней.

Поражение Японии во Второй мировой войне в большой мере объяснялось научно-технической отсталостью страны по сравнению с США. Вторую мировую войну вполне можно назвать «войной моторов», поскольку в ней важнейшую, если не решающую роль играл научно-технический потенциал. Да и завершающий для Японии аккорд войны – атомная бомбардировка – был результатом работы американских ученых и инженеров. Японцы этот урок поняли и усвоили навсегда.

«До войны в техническом отношении Япония была страной среднего уровня, – напишет впоследствии Х. Инаба (один из тех, кто создавал «чудо», активный участник и один из руководителей послевоенного восстановления хозяйства), – …как в области фундаментальных исследований, так и в области прикладных конструкторских разработок она зависела от Западной Европы и США. Большую часть высокоэффективного машинного оборудования приходилось импортировать… Японцы смогли трезво осознать свою научно-техническую отсталость…» (61, с. 45–46). Они извлекли уроки из шока, произведенного колоссальной индустриальной мощью США и высоким уровнем американской техники. С первых послевоенных лет, как только были решены (с помощью американских оккупационных властей) самые неотложные проблемы налаживания элементарных условий жизни населения – питание, жилье, предотвращение эпидемий и т.д., – японское государство выдвинуло научно-техническую политику в число своих главных приоритетов.

Была поставлена цель – догнать передовые страны мира, опираясь на собственные, тогда еще очень скудные ресурсы и на помощь США, которые были заинтересованы в Японии как союзнике, как в «непотопляемом авианосце» вблизи границ Советского Союза, Китая, становившегося на социалистический путь, КНДР. Было решено, что наиболее простой и эффективный путь – заимствование зарубежного опыта, опора не на собственную науку, которой еще только предстояло встать на ноги, а на результаты науки других стран, в первую очередь США (такой опыт японцы имели еще со времен реформ Мэйдзи). Т. Мацумаэ – один из ведущих японских ученых и ректор одного из крупнейших университетов Японии «Токай» в 90-е годы – прямо называет период 1955–1965 гг. «периодом копирования». «Объектом копирования, – пишет он, – служили в основном США. Подражательство распространялось буквально на все: от текстиля до различных видов машинного оборудования, от продукции электроники до высокомолекулярной химии. Несмотря на нехватку валюты, Япония платила большие деньги за патенты и техническое руководство, жадно поглощала все, чему можно было научиться...» (61, с. 48).

По мере оживления и роста экономики масштабы заимствований нарастали, как снежный ком, и с конца 50-х годов приняли прямо-таки массовый характер. Если в начале 50-х годов счет шел сначала на десятки, а затем на сотни случаев закупки технологий в год, то к концу 60-х ежегодно импортировалось около 1,5–2 тыс. новинок. Наглядным тому свидетельством являются данные табл. 1.

Таблица 1 (62, с. 98)

Число случаев импорта технологий

Хотя каждый конкретный случай закупки выполнялся какой-либо определенной фирмой, государство принимало в этом самое активное участие. Во-первых, именно оно до отмены валютных ограничений разрешало или не разрешало ту или иную закупку в соответствии с представлениями правительства о приоритетности задач, стоявших на данный момент перед экономикой страны. Во-вторых, оно следило за тем, чтобы конкуренция между японскими фирмами за приобретение западных технологий не наносила вреда стране. Если возникала ситуация, при которой две или более фирм стремились купить одно и то же, создавая благоприятные для продавца условия торга, то конкуренты приглашались в правительство и там принимались совместные решения, как разрешить проблему с наибольшей выгодой для отрасли в целом. Решалось, какая именно фирма проведет закупку, но при этом она должна была получить право на продажу сублицензий, и первым, кто получал такую сублицензию, был (теперь уже бывший) конкурент.

Так было, например, с покупкой лицензии на конвертеры с кислородным дутьем для производства стали у австрийской фирмы «Alpine». Приобрести ее хотели две японские фирмы «Yawata Steel» и «Nippon Kokan». В дело вмешалось Министерство внешней торговли и промышленности, и в итоге было принято решение, «которое оказалось наиболее прибыльным с точки зрения перспектив развития японской сталелитейной промышленности» (63, с. 163). Лицензию купила «Nippon Kokan», а «Yawata Steel» сразу же получила сублицензию, и первый конвертер был запущен именно на ее заводе (1957). Вскоре все основные производители стали тоже приобрели сублицензии на новую технологию. Через десять лет после покупки 80% сталеплавильных печей Японии были заменены на конвертеры с кислородным дутьем. Производство стали за это время выросло более чем в 10 раз и превысило отметку 100 млн. т в год. Японская сталь стала лучшей в мире и одним из основных предметов японского экспорта в 70-е годы.

Аналогичные примеры можно привести из многих других отраслей. Вообще, при анализе любой проблемы, касающейся взаимоотношений между японским государством и обществом, в том числе с наукой как сегментом этого общества, необходимо иметь в виду свойственную этой стране специфику, не имеющую прямых аналогов в западном мире. Один из ведущих российских японоведов, К.О. Саркисов, специально изучавший особенности государственного устройства Японии, рассматривает «японский тип» государственности как особый феномен. По его авторитетному мнению, японская специфика состоит «в том, что, особенно на зрелых этапах… государство рассматривалось не только как важнейший инструмент самоорганизации общества, но и как средство достижения максимальной эффективности всех социальных структур, их стабильности и коллективной солидарности. Интересы государства в большей мере, чем в других странах, согласовывались с интересами общества в целом. Его регулирующая роль в большей мере концентрировалась на соблюдении пропорций в распределении власти и богатства, консолидации общества в чрезвычайных обстоятельствах за счет не только жесткости вертикальной организации, но и определенной справедливости в возложении ответственности за судьбу страны на все сегменты общества, развитии морально-этических устоев, которые позволяли добиться единства нации, ее сплоченности и социальной мобильности» (64, с. 84). В истории Японии немало примеров своего рода коллективных действий в национальном масштабе, и один из таких примеров – это послевоенное восстановление страны и «гонка» за мировыми лидерами в развитии экономики и овладении лучшими образцами техники и технологии того времени.

Важно отметить еще одну характерную черту, которая оказывает влияние на все стороны жизнедеятельности японского общества и, следовательно, на науку тоже. Японский социум мононационален и буквально пронизан патернализмом. Общество делится не столько на классы, сколько на разного масштаба группы, объединяющиеся по различным признакам (семья, деревня, фирма и т.п.) и стойко поддерживающие своего лидера. А высшей формой группы является вся нация во главе с государством, которое до 1945 г. олицетворял император, считавшийся богом на земле. Статус бога он официально сложил с себя после военного поражения, но символом нации для большинства японцев остался, как сохранился и патернализм в целом.

Тактика заимствования (вероятно, единственно возможная в условиях послевоенных десятилетий) принесла японцам столь впечатляющие успехи не только потому, что была наиболее эффективным способом догнать другие страны. Они всегда стремились не просто повторить чужое изделие или процесс, а внести в него усовершенствования, повысить качество, долговечность, надежность, скомбинировать ряд известных элементов для получения нового «гибрида» более высокого уровня. В сочетании с чрезвычайно высокой дисциплиной труда и использованием эффективных приемов статистического контроля качества это позволяло обходить конкурентов на мировом рынке и успешно осваивать этот рынок.

Как особенности взаимоотношений государства и общества, так и широкомасштабное использование тактики заимствования и кропотливого усовершенствования чужих изобретений не могли не сказаться на состоянии и развитии научно-технической сферы Японии. Влияние этих факторов, как и специфики страны, выразилось, прежде всего, в слабости фундаментальной науки по сравнению с прикладными ИР. И правительство страны, и все остальные субъекты научно-технической деятельности (фирмы, университеты, государственные национальные лаборатории и институты) достаточно четко осознали этот недостаток к концу 60-х – началу 70-х годов прошлого века, когда приобретать новые технологии стало намного сложнее, чем в первые послевоенные годы. США и передовые европейские страны стали гораздо более осторожными при продаже своих достижений, поскольку для них это оборачивалось утратой лидирующих позиций на мировом рынке. Именно в то время сложилось что-то вроде поговорки «Изобретено в Европе, запатентовано в Америке, а сделано в Японии». Нужно было не только брать, но и давать.

Фундаментальная наука становится главным приоритетом научно-технической политики японского правительства. Для ее развития было сделано немало: от специальных исследовательских программ, нарочито построенных по западному образцу, и приглашения на работу зарубежных ученых до строительства в рекордные сроки (1970–1980) целого нового города науки – Цукуба, где разместились выведенные из Токио государственные исследовательские центры, лаборатории многих ведущих промышленных фирм, несколько вузов. В этом городе японцы надеялись создать нечто вроде своей национальной «Силиконовой долины», и вскоре, как они сами заявляли, «вернуть долги», щедро обогатить мировой потенциал фундаментальной науки. До сих пор это не произошло, однако связи Японии и других высокоразвитых стран в научно-технической сфере постепенно превратились в улицу с двусторонним движением, более интенсивным в сторону Японии, но все же двусторонним. А по отношению к странам Юго-Восточной Азии Япония сама стала тем, чем были для нее США в середине прошлого века – образцом и источником технологий.

Поскольку сегодня все в большей мере стирается граница между фундаментальными и прикладными исследованиями, а в ряде областей ее уже практически нет (микроэлектроника, геномика и др.), то можно считать, что время играет на руку японцам. В прикладных областях они занимают ведущие позиции, и японские фирмы находятся в числе мировых лидеров на всех новейших направлениях научно-технического прогресса, так что уже в конце прошлого века Япония вышла из роли просителя на рынке новых технологий и превратилась в равноправного партнера. Уже на рубеже 80-х и 90-х годов ХХ в. японские производители интегральных схем создали партнерские отношения со 142 производителями за рубежом, в числе которых были около 100 американских или западноевропейских компаний. И это только у производителей одного конкретного вида продукции, а «по всему фронту» такие контакты сотрудничества исчисляются тысячами.

К тому же в последние десятилетия японцы хорошо освоили ранее не применявшиеся ими способы проникновения в науку зарубежных стран. Во-первых, они создают много исследовательских центров в США и Западной Европе. В этих центрах работают местные специалисты, но результаты ИР принадлежат японцам. Во-вторых, японцы очень тщательно и детально отслеживают ситуацию в других странах, особенно среди малых венчурных инновационных фирм. «Хотя японские корпорации традиционно являются слабыми в фундаментальных исследованиях, они великие мастера глобального поиска новых идей и технологий» (65, с. 76). «Организации посылают за рубеж команды наблюдателей и приглашают к себе экспертов. Они собирают информацию везде – в учебных классах, на полях для гольфа, на конференциях и в барах, от ученых и из телевизионных передач» (66, с. 15). В-третьих, японские фирмы и правительственные учреждения активно «вторгаются» в ведущие зарубежные университеты. Они делают щедрые пожертвования этим университетам для создания новых кафедр, на проведение тех или иных фундаментальных исследований, естественно, с правом ознакомления с результатами. Так, например, Массачусетский технологический институт, один из первой пятерки ведущих американских университетов, ежегодно выполняет по японским заказам ИР на сумму 4 млн. долл., на японские пожертвования там создано 12 кафедр. Схожая ситуация наблюдается и в других ведущих исследовательских вузах США (там же, с. 27).

Все это, разумеется, не снимает проблему развития фундаментальной науки Японии, и правительство страны все время прилагает настойчивые усилия к ее решению. Характерно, что, когда в начале 90-х годов в Японии разразился острый кризис, так называемая «экономика мыльного пузыря» лопнула и страна вступила в полосу длительной депрессии, которая сказывается до настоящего времени. Правительство искало спасение в увеличении вложений в науку, попытках форсировать ее развитие, поощрении прогресса наукоемких отраслей хозяйства. В 1995 г. был принят «Основной закон о науке и технологии» (The science and technology basic law), первая статья первой главы которого гласит: «Целью этого закона является достижение более высокого стандарта науки и технологии, дабы содействовать развитию экономики и общества Японии, улучшению благосостояния нации, прогрессу науки и техники в мире, стабильному поступательному движению человечества; путем установления основных требований содействовать всесторонней, комплексной политике систематической поддержки науки и технологии» (68). Во второй статье подчеркивается, что «…наука и техника создает основу будущего развития Японии и всего человечества… поэтому необходимо сбалансированное продвижение различных направлений, гармоничное сочетание фундаментальной науки, прикладных исследований и разработок; необходима органичная кооперация усилий национальных исследовательских институтов, университетов и частного сектора с учетом того факта, что неразрывная связь естественных и гуманитарных наук имеет важное значение для научно-технического прогресса в целом, поэтому следует уделять внимание сбалансированному развитию и тех, и других» (68, с. 1). Сам по себе закон, состоящий из пяти глав и 19 статей, носит декларативный характер. По сути дела, его статьи повторяют в расширенной форме положения двух первых статей, но он обязывает правительство, во-первых, разработать конкретный «базовый план» реализации этого закона и, во-вторых, ежегодно представлять парламенту отчет о ходе его (плана) выполнения.

Первый пятилетний базовый план был принят 6 июля 1996 г., а в марте 2001 г., по завершении срока его действия, правительством был принят «Второй базовый план развития науки и техники (2001–2005)». План основан на рекомендациях Совета по науке и технологии, преобразованный в январе 2001 г. в Совет по научно-технической политике, в который вошли премьер-министр, все министры, ведомства которых имеют отношение к науке, представители научного сообщества и промышленности. Преобразование Совета стало частью реформ, затронувших всю структуру правительства. Причем на результатах этих реформ достаточно четко отразилось растущее влияние науки: появилась должность государственного министра по научной и технической политике (при нем и состоит упомянутый выше Совет), было создано Министерство образования, культуры, спорта, науки и технологии (Ministry of Education, Culture, Sports, Science and Technology – МЕХТ), а Министерство внешней торговли и промышленности, занимавшееся вопросами прикладных ИР, превратилось в Министерство экономики, торговли и промышленности (Ministry of Economy, Trade and Industry – METI).

Далее следует перейти к конкретной задаче настоящего обзора – анализу государственного финансирования ИР в Японии. При этом следует учитывать вопросы общенациональной финансовой базы науки и участие негосударственных секторов.

ВВП и общенациональные расходы Японии на ИР представлены в табл. 2. К сожалению, приходится отметить, что данные национальной статистики, полученные с сайта японского правительства, не совпадают с данными ОЭСР и  «Индикаторов науки и техники США». Видимо, сказываются учет дефляторов и перевод в постоянные цены 1995 г. (у ОЭСР и американских «Индикаторов науки и техники»), тогда как японские данные приводятся в текущих ценах. Японцы также не всегда учитывают расходы на общественные науки. Во избежание дополнительных объяснений и подсчетов за основу приняты цифры национального источника для периода 1999–2002 гг. 2003 год приведен по таблице из «Индикаторов науки и техники» ОЭСР, так как национальная статистика для этого года пока отсутствует.

Таблица 2 (71, 72)

ВВП и общенациональные расходы Японии
на науку (трлн. иен)

* В источниках эти расходы приводятся в неудобных единицах – 100 млн. иен, они пересчитаны в трлн. иен.
** По данным ОЭСР, Япония не достигла показателя 3% от ВВП до 2000 г., хотя и была к нему очень близка (2000 г. – 2,98%), но в источнике показано, что рубеж 3% Япония перешла уже в 1997 г. (69, с. 149).
*** Оценка.

Поскольку иена – мало распространенная и непривычная в РФ валюта, повторно приведена табл. 2, в которой данные переведены в американские доллары. При таких пересчетах сложность заключается в выборе курса валют. На практике используются два варианта – обменный рыночный курс и курс, определяемый по паритетной покупательной способности (ППС). Известны значения обоих курсов для 1999–2002 гг., а для 2003 г. принимается среднее значение за пять лет – с 1998 по 2002 г. (73, с. А4–2).

Таблица 2а (расчет)

ВВП и общенациональные расходы Японии
на науку (млрд. долл.*)

* Без скобок – по курсу ППС, в скобках – по рыночному обменному курсу.

Из табл. 2 видно, что депрессивные явления все еще присутствуют в японской экономике – ВВП меняется, то поднимаясь, то опускаясь ниже уровня предшествующего года. Таблица также показывает, что «спасения» ищут в наращивании усилий в области ИР – расходы страны на эти цели постоянно увеличиваются, правда, неравномерно, и в 2000–2002 гг. незначительно. Это отражено в табл. 3.

Таблица 3 (расчет)

Динамика общенациональных расходов на ИР,
1999–2003 гг.

Отмеченные тенденции явно просматриваются на данных в национальной валюте, при пересчете в доллары они скрадываются благодаря колебаниям курсов валют от года к году.

Откуда приходят деньги на ИР, как общенациональные затраты распределяются по источникам финансирования? Прежде всего, вызывает интерес доля расходов, приходящаяся на государство. Ответ на этот вопрос дает табл. 4.

Таблица 4 (72, расчет)

Государственные расходы на ИР и их %
в общенациональных расходах

* Без скобок – по курсу ППС, в скобках – по рыночному обменному курсу.

Из таблицы видно, что государство обеспечивает около 20% общенациональных расходов на науку. Основным «донором» является частный сектор, в первую очередь промышленность, ее доля составляет около 70–75%, небольшую часть добавляют частные университеты (5–7%) и зарубежные источники (менее 1%). В процентном отношении государство вкладывает в финансирование национальной науки меньше, чем в любой другой стране «семерки». Японские источники объясняют это в основном небольшими расходами правительства на оборонные исследования, как и на оборону в целом. Япония, как известно, по конституции отказалась от ведения военных действий. Она не имеет армии в полном смысле этого слова, есть лишь так называемые «силы самообороны», незначительные в сравнении с другими государствами. На ИР военного плана Япония тратит примерно 130–150 млрд. иен в год, т.е. (к примеру, по курсу 2002 г.) около 0,9(1,0)–1(1,3) млрд. долл. Это, конечно, верно, но в соотношении расходов государства и частного сектора проявляются и патерналистские мотивы. Государство заботится о тех, кто не может позаботиться о себе сам (университеты, государственные НИИ), а те, кто может это делать, должны обходиться своими силами (промышленность, сервисный сектор). Правительство помогает промышленности, но главным образом не финансами, а тем, что выполняет большой объем прогностической работы: определяет национальные приоритеты, координирует деятельность секторов, организует и частично финансирует национальные исследовательские программы. Еще в 1962 г. Япония приняла закон, разрешавший промышленным фирмам кооперироваться для выполнения ИР на так называемой «доконкурентной» стадии. Закон вывел сотрудничество такого рода (совместные работы вплоть до создания и испытаний прототипа рыночной продукции) из-под антимонопольного законодательства. Это сыграло большую положительную роль в интенсивном наращивании промышленного потенциала страны, ее конкурентоспособности на мировых рынках, в успехах Японии на этих рынках. Основные конкуренты опоздали с аналогичными шагами лет на 20–25.

Вот мнение американских экспертов, специально изучавших японскую систему ИР. «Основная функция японского правительства состоит в том, чтобы выбрать или организовать и проконтролировать выбор приоритетных технологий, уменьшить экономический риск, обычно ассоциируемый с новой техникой, и помочь промышленным фирмам в организации крупномасштабного производства. Прямая финансовая поддержка правительством ИР в приоритетных отраслях промышленности менее важна, чем сам факт причисления им (правительством) той или иной отрасли к числу приоритетных. Существует целый ряд как осязаемых, так и скрытых выгод, которые “стекаются” к таким отраслям. Приоритетная отрасль приобретает престиж и всеобщее признание. Частные банки охотно предоставляют ей долгосрочные кредиты, потребители и поставщики склонны оказывать ей предпочтения, чиновники в различных правительственных организациях более отзывчивы и внимательны к нуждам тех фирм, которые относятся к приоритетным отраслям» (73, с. 228).

Какие именно правительственные учреждения и сколько выделяют средств на ИР? Ответить на этот вопрос можно, изучив бюджет 2003 г. (74), здесь приведены также подопечные тому или иному ведомству учреждения.

1. Аппарат премьер-министра – 8,4 млрд. иен.

Совет по научной и технологической политике.
Совет по экономической и фискальной политике.
Комиссия по атомной энергии.

1.1. Национальное агентство полиции – 2,2 млрд. иен.

Национальный институт полицейских наук (police science).

1.2. Агентство по делам обороны – 160,8 млрд. иен.

Институт технических исследований и разработок.

2. Министерство внутренних дел, почты и телекоммуникаций – 80 млрд. иен.

Научный Совет Японии (210 ведущих ученых).

2.1. Лаборатория исследования проблем связи.

2.2. Агентство по чрезвычайным ситуациям (ЧС).

Национальный исследовательский институт ЧС.

3. Министерство образования, культуры, спорта, науки и технологии – 2289,1 млрд. иен.

Совет по науке и технологии.
Японская академия.
Центр содействия исследованию землетрясений.

Комиссия по проблемам изучения космоса:

Национальные университеты (98) и младшие колледжи (6).

Университетские исследовательские институты (8).
Национальные исследовательские институты, центры, агентства (11).

4. Министерство здравоохранения, труда и социальной защиты – 134 млрд. иен.

Совет по наукам о здоровье:

Национальные медицинские исследовательские институты и центры (девять институтов и центров).

5. Министерство сельского хозяйства, лесоводства и рыболовства – 118,8 млрд. иен.

Совет по исследованиям сельского хозяйства, леса и рыболовства:

Национальные исследовательские институты (8).

6. Министерство экономики, торговли и промышленности – 603,9 млрд. иен.

Совет по структуре промышленности:

Национальные исследовательские институты (3),

один из них имеет 32 центра, 21 институт, два специальных отделения и девять отдельных групп.

Агентство по природным ресурсам и энергетике.

Японское патентное бюро.

Агентство по проблемам малых и средних предприятий.

7. Министерство инфраструктуры и транспорта – 79,7 млрд. иен:

Исследовательские институты и лаборатории (семь институтов и лабораторий).

8. Министерство экологии – 31,2 млрд. иен.

Центральный совет по экологии:

Национальные исследовательские институты (2).

Как показывают приведенные данные, бюджет науки в Японии разбросан по всем министерствам, имеющим НИИ или иные исследовательские учреждения. Каждое министерство «потребляет» выделяемые ему средства внутри самого себя, практически ничего не отдавая на сторону. И государственный сектор в целом, считая государственные университеты и колледжи, осваивает практически весь бюджет в своих рамках. Например, в 2002 г. государство израсходовало на науку 3450 млрд. иен. Из них в своих национальных институтах оно освоило 1440 млрд. иен. В университетский сектор, но опять-таки «своим» университетам и колледжам выделило 1670 млрд. иен (еще 1500 млрд. осваивается в университетском секторе частными вузами, но это их собственные средства). И только 340 млрд. иен, т.е. 9,8% государственного бюджета ИР, было направлено частному сектору.

Примерно такая же ситуация наблюдается и в частном секторе. В 2002 г. частные предприятия затратили на науку 11 670 млрд. иен (в 3,5 раза больше, чем государство) и освоили в собственных лабораториях 11 510 млрд. иен (98,64%); уплатили университетам, заказав тот или иной проект, 110 млрд. иен (0,97%) и государственным НИИ – 40 млрд. иен (всего 0,39%). Помимо собственных средств частный сектор освоил 60 млрд. иен из зарубежных источников и 340 млрд. получил от государства, так что всего в этом секторе было освоено 11 920 млрд. иен. Университетский сектор в целом освоил 3280 млрд. иен и «на сторону» ничего не отдавал.

Такая, почти полная автаркия секторов науки – тоже специфическая японская ситуация. Она свидетельствует о том, что государственная политика, предусматривающая кооперацию секторов, взаимную передачу технологий, совместные проекты, пока успеха не имела. Задача развития кооперации всех видов ставилась в первом базовом плане развития науки и технологии, но, не найдя своего успешного решения, благополучно перешла во второй. В других странах движение денег между секторами гораздо интенсивнее, чем в Японии. В США, например, правительство передает в частный сектор около 30% своих ассигнований на науку, примерно столько же – в университеты, ему не принадлежащие, а в пределах государственного сектора расходует только 37–38%. В Германии в частный сектор уходит 14% правительственных ассигнований, в университеты – 46, а в государственном секторе осваивается 40% (69, с. 157).

Следует рассмотреть еще один аспект финансирования науки Японии – как выделяемые на нее средства распределяются по видам исследований. В табл. 5 показано распределение по трем категориям (фундаментальные, прикладные исследования и разработки) общенациональных расходов и расходов государства.  Для того чтобы продемонстрировать стабильность процентных соотношений (в общенациональных расходах) между видами ИР во времени, был рассмотрен достаточно длительный период времени (десять лет).

Как следует из таблицы, государство увеличивает в своих НИИ долю фундаментальных исследований за счет прикладных. Но на распределении общенациональных расходов это мало сказывается, поскольку государственные расходы составляют примерно 1/5 общенациональных. В промышленности следующее распределение средств: фундаментальные исследования – около 6%; прикладные исследования – 20–21; разработки 72–73%. На протяжении десяти лет соотношения не менялись. В университетах наблюдается иная картина: 53–54% приходится на фундаментальные исследования, 36–37 – на прикладные и 9% – на разработки.